в ужасных воплях кающихся, и эти голоса могли тронуть самое зачерствелое, каменное сердце бездушного человека. На глазах даже закоренелого и отъявленного грешника при подобных звуках должны были появиться слезы на глазах…
При этом всеобщем смятении в женщинах тоже недостатка не было, причем среди них находились не только представительницы низших слоев населения, но и знатные дамы и девицы. Разница заключалась только в том, что последние занимались умерщвлением плоти не на глазах у всех, а в собственных своих домах и замках.
Тут происходили удивительные явления: лютые враги становились задушевными друзьями; ростовщики и грабители возвращали нечестным трудом нажитые деньги прежним жертвам своим, многие приносили повинную в совершенных преступлениях и отказывались от светских удовольствий. Двери тюрем открывались, заключенные выпускались на свободу, изгнанным разрешалось вернуться из ссылки. Было проявлено столько христианской сострадательности, что казалось, будто все человечество охвачено неописуемым ужасом и безграничным страхом и всемогущество Божие не в состоянии рассеять эти чувства. Самые мудрейшие из мудрых поражались возникшему внезапно и охватившему поголовно всех движению; они никак не могли отдать себе отчет в том, откуда именно могло обнаружиться подобное лихорадочное благочестие. До этих пор публичные раскаяния в грехах вовсе не практиковались, ни сам папа, ни другой кто-либо из влиятельных духовных особ ни словом не обмолвились о них и не рекомендовали применения их. Происхождение их необходимо было отнести к обыкновенным смертным, к ним прибегала темная масса, равно как и ученый люд».
Впервые подобные процессии флагеллянтов были введены Святым Антонием. Напомнил о них в 1260 году эремит Райнер в Италии, где в скором времени секта флагеллянтов насчитывала в своих рядах около десяти тысяч человек. Отсюда уже она распространилась за Альпы, обнаружилась в Эльзасе, Баварии и в Польше, причем течению ее не могли воспрепятствовать никакие вмешательства и запреты со стороны правительственных властей.
Когда в 1349 году в Германии с ужасающей силой свирепствовала чума, в Спиру из Швабии явились двести флагеллянтов и ознакомили путем описаний все население со своей методой самым подробным и добросовестным образом. Покаяние в грехах производилось два раза в течение дня. Утром и вечером расхаживали флагеллянты по улицам парами, распевали псалмы под звон церковных колоколов и, по достижении назначенного для «покайных упражнений» места, обнажали верхнюю часть туловища – они носили обыкновенно только коротенькую полотняную куртку – и снимали обувь. Затем все укладывались крестообразно на землю, принимая различные положения, в зависимости от рода тех проступков, преступлений и прегрешений, в которых они приносили публичное покаяние. Согрешившие в супружеской жизни лежали лицом вниз, клятвопреступники укладывались на бок и лежали с приподнятыми кверху тремя пальцами и т. д. После этого экзекутор начинал свое дело и угощал каждого по заслугам его, затем заставлял отбывшего наказание подняться с земли, для чего произносил следующие слова:
Затем при пении псалмов раскаивающиеся начинали наказывать плетьми друг друга, и только после этого громко взывали о прекращении смертоносной эпидемии чумы. Совершалось еще много церемоний, но все они уже описаны современными авторами, и мы их касаться не будем.
В рядах флагеллянтов можно было встретить, наряду с высокообразованными по тому времени, совершенно безграмотных, все профессии – от пастуха до священника – имели здесь своих представителей. В своих молениях они говорили о письме, которое ангел должен принести в церковь святого Петра в Иерусалиме, и в котором Иисус Христос выражает свои сожаления о главных грехах того времени, особенно об осквернении субботы, о богохульстве, ростовщичестве, распутстве и о несоблюдении установленных постов.
После того, как чрез посредство Девы Марии и всех ангелов они испрашивали прощение у Иисуса Христа, им предписывалось уходить на тридцать четыре дня со своей родины и подвергать себя в течение всего этого времени телесным наказаниям.
Жители Спиры относились к сектам чрезвычайно радушно и гостеприимно, хотя необходимо сказать о последних, что они категорически отказывались от различных даров и приношений и брали деньги исключительно для приобретения свечей и хоругвей. Хоругви эти были изготовлены из пурпурно-красного шелка и постоянно предшествовали процессиям сектантов. Вскорости явились новые приверженцы – из Спиры сто и из Страсбурга около тысячи человек, – пожелавшие подчиниться всем статутам и предписаниям секты. Каждый должен был располагать, по крайней мере, четырьмя пфенигами на ежедневные расходы, иметь разрешение на вступление в ряды фанатиков от своей жены и, кроме того, должен был быть предварительно исповеданным и причащенным.
Эти «братья креста» не смели без приглашения переступить порог чьего-либо дома, они не должны были вступать в разговоры с женщинами. Неподчинявшиеся этим правилам подвергались строжайшему телесному покаянию при помощи плетки, возлагаемому в каждом отдельном случае непосредственным начальником, носившим звание супериора.
Интерес и воодушевление, проявленные по отношению этой секты, были настолько велики, что церковь пришла даже в некоторое смущение: сектанты относились друг к другу очень строго и в своей резкости доходили до того, что один другого изгоняли из своей среды, лишая при этом всех гражданских прав состояния. Флагеллянты распространили постепенно свое чарующее влияние на все церкви, а их новые псалмы и песни, преисполненные глубокой святости, как нельзя более подходили для того, чтобы в сильной степени возбуждать и без того повышенный фанатизм. Временами сектанты делали попытки влиять на массу совершением чудес. Такой случай имел место, например, в Страсбурге, где попытка заключалась в воскрешении умершего ребенка, произведенном в кругу своих же собратьев. Но, вследствие неопытности, неловкости и «нечистой работы», сектанты подобными поступками только вредили себе, ибо ограничивали круг действия лишь изгнанием злых духов с помощью божественного вдохновения.
Либеральная партия церкви относилась к флагеллянтизму с презрением. Папа Клемент VI (занимавший этот пост с 1332 по 1352 г.) обнародовал против секты флагеллянтов особую буллу. Немецкие епископы обнародовали апостольский указ и запрещали сектантам селиться в их епархиях.
Приблизительно в это время доминиканский монах из Бергамо – Вентурин – предпринял новое паломничество, имея в своем отряде около девяти тысяч человек. Они устраивали в церквях экзекуции и столовались на базарных площадях и рынках на общественный счет. В Риме Вентурина подвергли жестокому осмеянию и властью папы сослали в изгнание в горы Рикондона. С течением времени вся секта его вымерла, но в 1414 году стараниями одного немца по имени Конрад снова была возвращена к жизни. Конрад этот всеми силами старался уверить толпу, что на него возложена божественная миссия, причем он и пророк Енох – это одно и то же лицо. Бог, мол, возвеличил флагеллянтов и оттолкнул от себя папу; другого спасения души не существует, как только путем нового крещения крови, а именно одним средством: сечением и бичеванием. На этот раз вмешалась уже сама инквизиция и наложила на предприятие Конрада свое вето. После громкого судебного разбирательства девяносто один человек из конрадовских единомышленников подвергались сожжению на костре только в одном Сангерсгаузене; в других городах сожгли также значительное количество этих фанатиков.
Насколько глубоко пустило корни учение флагеллянтов, видно из того, что в Нордгаузене, например, некая женщина была уверена в том, что, истязуя плетью свое дитя, совершает поистине богоугодное дело. Никакие преследования не могли окончательно рассеять секту флагеллянтов, и на протяжении еще долгого времени мы встречаем ее следы в Испании, Франции и Португалии.
В шестнадцатом столетии во Франции образовалась целая масса сообществ, состоявших из кающихся и флагеллянтов. Члены этих братств подразделялись на белых, черных и серых кающихся. Особенно много их было на юге Франции, хотя и столица государства – Париж – не была избавлена от присутствия и влияния этих фанатиков. В 1574 году во главе черных кающихся стала в Авиньоне королева-мать; она не пропускала
