– Расскажи, как тебя наказывали?
– Да мне просто давали шлепки.
– По ягодицам?
– Понятно.
– Покажи мне, как тебя секли.
Смеясь, мальчик берет девочку и показывает на ней, как его наказывали.
– Так.
И Сюзета начинает кричать, задыхаясь от страшного наслаждения.
– Сильнее! Бей по-настоящему!
Тот пожимает плечами и произносит:
– Вам это не понравится.
Разумеется, девочка не открывала ему вполне своей страсти, а сделала вид, что это ее забавляет, как и всякая другая игра.
Она очень часто надоедала мальчику, говоря:
– Я опять нашалила, сделай вид, что ты меня за это сечешь.
Но тот не всегда исполнял ее желание; тогда она старалась его рассердить и заставить прибегнуть к настоящему наказанию ее. Однажды, наконец, она добилась, что тот высек ее в лесу розгами, и при этом она испытывала такое сладострастное наслаждение, что потеряла сознание. Можно себе представить испуг и угрызение совести, которые испытал наивный мальчик при виде ее в таком состоянии.
Ягодицы очень часто привлекают особенное внимание молодых девочек. В одном из недавно появившихся судебных дознаний по делу женского пансиона в Тарасконе, принадлежавшего монахиням, есть одно любопытное место, где следователь как раз говорит о затронутом нами вопросе. Мы приведем его полностью:
«Воспитанницы ложились спать в десять часов вечера в спальных, в которые выходило окно, завешанное белой занавеской от комнатки, где спала надзирательница-монахиня, сестра Елисавета. «Особа самого несносного, сварливого характера, всегда готовая шпионить за нами, – показывает одна из пансионерок. – Пока она занята наблюдением за отделением, где спят маленькие девочки, мы пользуемся случаем…»
– Лалюн, – вдруг прерывает гробовое молчание Есфирь. – «Танец ягодиц»?
Жанна Лалюн делает недовольную гримасу и отказывается.
Но все, кто не спит, начинают тихонько говорить:
– Да, да, да, танец ягодиц!
Лалюн садится ко мне на кровать, качает отрицательно головой и показывает глазами на кровать, где лежит девочка Ивонна.
– Ивонна никому не расскажет, она поклялась! – уверяют несколько воспитанниц.
Лалюн, впрочем, делает еще несколько гримас, потом вскакивает на кровать и вытягивается во весь рост, повернувшись к нам спиной. Обеими руками она поднимает рубашонку и концы ее держит, прижимая сорочку к спине, потом проделывает упражнения: ее ягодицы начинают сжиматься, разжиматься, подниматься и опускаться, как бесноватые. Она вытворяет крупом удивительные штуки. Одним словом, это «танец живота», только наоборот.
Мы все покатываемся самым безумным смехом. Это еще более подогревает Лалюн, и она в этот раз превосходит себя и выделывает ягодицами самые уморительные вещи.
Сама я не в состоянии более сдерживаться и хохочу до слез…»
Оказалось, что сестра Елисавета не только наблюдала за маленькими девочками, но, на горе взрослых девиц, видела все штуки Лалюн и переписала всех зрительниц. На другой день после утренних классов все зрительницы, в числе восьми штук, были посажены на пять дней в темный карцер на хлеб и воду, а четырнадцатилетней Лалюн, по приказанию начальницы пансиона, на той же самой кровати, где она накануне с таким художеством танцевала, дали сто розог. Секла ее сама сестра Елисавета, две другие монахини держали за ноги и руки. Начальница сама присутствовали при наказании девочки. Высекли ее так жестоко, что она, по ее словам, «с трудом встала после наказания с кровати». После этого ее также посадили в карцер на пять суток на хлеб и воду. О своем наказании девочка написала отцу своему – башмачнику. Тот подал жалобу прокурору, который и назначил следствие. Делу не был дан ход, так как министр нашел, что начальница «не вышла из пределов своей дисциплинарной власти, наказав девицу Жанну Лалюн ста ударами розог за безнравственность; хотя наказание было очень строгое, но, по заявлению врача, свидетельствовавшего девочку, не носило характера истязания и не могло причинить вреда ее здоровью. Проступок же Лалюн требовал строгого наказания». Такова резолюция министра Шомье.
В пансионах и школах маленькие девочки очень любят играть в «учительницу и учеников». В сущности, игра является просто благовидным предлогом сечь якобы провинившихся учениц. И нужен внимательный надзор настоящей учительницы, чтобы наказание не производилось по обнаженным ягодицам.
Во время этих первоначальных приступов любовных мечтаний девочка-подросток часто рисует в своем воображении образ известного ей мужчины, грубого, очень властного, ласки которого граничат с насилием… Она почти постоянно воображает, что страсть сопровождается болью и страхом. Не зная ничего о половых отношениях или зная о них мало, она рисует в своем воображении страстные картины, где насилие и флагелляция играют важную роль и как бы заменяют совокупление.
Я лечил одну девочку, которая мне поведала, что, начиная с четырнадцати и до пятнадцати лет, она никогда не засыпала без того, чтобы не нарисовать в своем воображении почти всегда одной и той же сцены, которая глубоко возбуждала ее и доставляла ей сильное сладострастное наслаждение. Она воображала себя замужем за человеком очень безобразным, который подходит к ней и хочет ее поцеловать; так как она с ужасом отказывается, он ее хватает, связывает и начинает немилосердно колотить. Девушка настолько сильно рисовала себе подобную картину, что испытывала сильное удивление, что на ее коже не было следов от побоев.
Другая девочка-подросток, тоже моя пациентка, также, по ее словам, мечтала о грубом мужчине, которого она воплощала в своем дяде, человеке очень крепкого сложения и очень грубом. В действительности она никогда не сказала ему ни одной двусмысленной фразы, и он никогда даже не подозревал, какую роль играет в воображении своей племянницы, но наедине она отдавалась ему без оглядки.
Два раза во время сна ей ясно представилось, что этот человек вошел к ней и позволил себе насилие над ней. Впечатление от насилия было у нее так поразительно живо, что раз, когда дядя случайно был у них в доме, она в течение некоторого времени была вполне уверена, что он действительно к ней приходил в комнату.
Не зная ровно ничего о половых сношениях, она была убеждена, что этих мнимых сношений совершенно достаточно для того, чтобы она забеременела, а потому все время, пока у нее не появились регулы, была в страшном волнении.
Эдгар Б., помещик, живущий большую часть года в своей деревне, – страстный флагеллянт; жена отказалась пойти навстречу его фантазиям, и он с большим трудом находил лиц, готовых удовлетворить его страсть к активной флагелляции. Тогда он обратил свои взоры на девочку, которая пасла баранов; она согласилась, сначала соблазнившись прелестью получить несколько копеек, позволить ему высечь себя розгами. Но вскоре она испытала под розгами такое сильное наслаждение, что стала просить Б. сечь ее розгами сколько ему угодно и даром, лишь бы ей испытывать невыразимое сладострастное удовольствие во время порки.
Людовик Н., рассыльный, имел трех дочерей. Как только утром его жена отправлялась на работу, он приносил розги и по очереди сек своих дочерей, которым это доставляло большое удовольствие. Причем он никогда не позволял себе никаких с ними других вольностей. Истые поклонницы пассивной флагелляции, они в ней одной находили высшее наслаждение и оставались девственницами.
