приглушенный крик, хруст веток, и через минуту Чугунов уже спускался на катер, неся на плечах «языка».
– Офицер, не кто-нибудь, – радостно сообщил он, скидывая его в люк.
Катер снова дал ход, и на траверзе выходных мысов у него запросили позывные. Но ловушка уже осталась позади, впереди лежало море – Вахтанг почувствовал себя почти на свободе.
– Не отвечать на позывные! Полный вперед!..
Палтусово Перо снова дало проблеск во тьму и неожиданно осветило «охотник» ярким лучом прожектора.
– Ах, черт возьми! – сказал Вахтанг, закрывая лицо руками от слепящего света. – Неужели?..
И в этот же момент катер швырнуло от близкого взрыва. Снаряды легли почти рядом – наводка велась по заранее пристрелянным квадратам. Заговорили батареи вкопанных в землю танков. Несколько прожекторов одновременно зашарило по волнам, выискивая цель, но катер, перелетая с волны на волну, уходил все дальше и дальше от вражеского берега…
Захваченный боцманом гитлеровец оказался офицером службы наблюдения и связи – службы, которой больше всего известно о передвижениях кораблей, о всех постах и батареях в гавани Лиинахамари. Протрезвев еще на катере, он дал в оперативном отделе штаба много сведений, которые на следующий день были подтверждены авиаразведкой. Контр-адмиралу Сайманову окончательно стала ясна система обороны Петсамо-воуно; еще весной лейтенант Ярцев, побывав в Лиинахамари, докладывал, что основную угрозу представляют батареи мыса Крестового, – этот мыс и сейчас оставался главным огневым узлом противника. Но слабые стороны охраны побережья, занятого гитлеровскими егерями, проступали уже явственнее, и подробный доклад Вахтанга Беридзе обо всем виденном значительно уточнил места высадки будущих десантов.
Прощаясь с командиром МО-216, контр-адмирал приказал ему составить документацию на представление боцмана Чугунова к награде орденом Отечественной войны. Когда старшина узнал об этом, он вдруг неожиданно затосковал и до самого отбоя ходил за командиром по пятам, жалуясь:
– Товарищ командир, а, товарищ командир!.. Неудобно вроде перед людьми получается. Другой солдат, прежде чем медаль получить, так семь потов и кровей прольет, а мне на пьяного дурака повезло, и – орден!.. Как же это? Да меня в кубрике ребята засмеют…
Чугунов понял, что награждение все-таки состоится, и перевернул на своем бушлате пуговицы якорными лапами вверх, что означало: недоволен начальством.
Нерешенный вопрос
– Ну, что тебе, Рябинин?
– Вы, товарищ старший лейтенант, обещали меня сегодня на берег отпустить.
Никольский собирал блестящие части ружья – готовился идти в сопки на охоту.
– Вот хочешь, – предложил он, – пойдем вместе. Сейчас, к осени, зайцы жирные.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант, но у меня еще дел много. В прошлый раз волна так хлестала, что все оружие пятнами пошло. Чистить надо теперь до самого ужина.
– Ну, ладно. Домой пойдешь после ужина.
Сережка целый день провел в работе, а Никольский, усталый и довольный, вернулся на катер, неся за уши толстого полярного зайца.
– Вот, – добродушно сказал он, – бери, отвезешь своим. Мне-то он ни к черту не нужен!
– Спасибо, товарищ старший лейтенант.
К вечеру Сережка пришел домой. Квартира стояла пустая, неприбранная. На столе записка: «Если придешь, нас не жди». Беспечно насвистывая, юноша направился к Степану Хлебосолову, захватив с собой зайца.
Домик навигационного смотрителя стал вспоминаться ему все чаще. Сам не желая признаваться себе в этом, Сергей хотел встретиться с внучкой дяди Степы. И часто, работая на палубе катера, он вдруг останавливался при мысли: «Странно, я даже не запомнил ее лица».
И сейчас, размашисто шагая по берегу залива, он думал:
«Надо же посмотреть ей в лицо, а то получил пять суток гауптвахты, а за кого – не знаю…»
Еще издали он заметил девочку с пышной копной русых волос. В руках у нее была палка. Девочка играла с морем. Подбежав к воде, она совала палку в шумящий прибой и выжидала. А когда брызжущий пеной вал наступал на берег, девочка со смехом убегала.
Сережка подошел к ней, и она, тряхнув головкой, доверчиво сообщила:
– Я палку вон там взяла!
– А ты чья же это будешь? – спросил он, оглядываясь на окна избушки навигационного смотрителя.
– Сейчас? – переспросила девочка, точно ее принадлежность к семье зависела от времени.
– Ну, хотя бы сейчас.
– А сейчас я дедушки Степы. А раньше была тети Поливановны. А еще раньше – мамина.
И, щуря васильковые глаза от лучей заходящего солнца, деловито осведомилась:
– А ты кто?
– Я?.. Ну, как бы тебе объяснить… Вообще я – боцман.
– Вот и врешь, – весело отозвалась девочка. – Боцманы все старые, как дядя Антон, а ты совсем еще молодой, и усов у тебя даже нету.
– Же-еня-а! – раздался девичий голос. – Домой!
Сергей обернулся. На крыльце дома стояла внучка Хлебосолова. Тогда он подал девочке спрятанного за спиной зайца и тихо сказал:
– Беги, отдай.
И, счастливая от такого подарка, Женя побежала к дому, еще издали крича:
– Анфиса!.. Анфиса, ты смотри, что мне дядя дал!..
Сережка подобрал брошенную девочкой палку и, сталкивая ею в воду мелкие камешки, пошел следом за Женей. Когда он приблизился к порогу дома, девочка рассказывала Анфисе:
– Вот, говорит, что он боцман. А разве боцманы такие бывают?
Внучка Хлебосолова протянула ему руку:
– Вас, кажется, Сергеем зовут. Здравствуйте!.. Мне дедушка очень много о вас рассказывал.
– О чем же?
– Ну, это секрет!
Прошли внутрь дома. Здесь было все так же, как и в прошлую осень, когда он, получив паспорт, уходил отсюда в море. Но в то же время здесь многое изменилось: на всех вещах чувствовалось заботливое прикосновение хозяйской девичьей руки.
– А где дядя Степан?
– Скоро вернется. Пошел на ялике вехи красить.
В углу ворковал что-то свое медный самовар.
– Вы будете чай с нами пить? – спросила Анфиса.
– Буду…
Чай пили с вареньем из прошлогодней морошки и с колобками. Внутри каждого колобка была искусно запечена сушеная слива, – в этом, очевидно, и состоял главный секрет кулинарии Анфисы.
Вначале смущавшиеся друг друга, за столом они разговорились. Женечка-Колосок смешила их своим неистощимым аппетитом к варенью, и нельзя было не расхохотаться, глядя на ее рожицу, выпачканную густым сладким соком «северного винограда».
– Ты маленькая обжора! – шутила Анфиса. – Оставь хоть немного варенья для дяди Сережи.
– Ничего, пусть ест, ведь я не девчонка, – солидно заявлял семнадцатилетний боцман гвардии, удивляясь, что его называют дядей.
– Расскажите что-нибудь о море, – попросила Анфиса.
– Ну что – море! – неохотно отозвался Сережка. – Море как море: волны, качка, ветер, стужа, сухари, консервы…
– И никакой романтики?
– Почему? Романтики хватает.
– А в чем? Неужели в сухарях? – Она засмеялась.
