курок.
– Ну, все, Кайса… смотри!
Кайса обернулась: держа наперевес автоматы, к ним – справа и слева – шли, покачиваясь от усталости, горные егеря.
– Я вижу, Юсси, – ответила она. – И мы вместе умрем, Юсси!..
– А-а-а, если не ошибаюсь, супруги Пеккала-Суттинен-Хууванха? – встретил их фон Герделер, изображая на лице радостное удивление. – Очень рад… Чего же вы не садитесь?
– Иди-ка ты… знаешь куда? – грубо сказал полковник и похлопал себя по тощему, утонувшему в галифе заду; рука, которой он хлопал, была густо измазана кровью – из этой руки вырвали у него егеря пуукко.
– А вы все-таки садитесь, – закончил оберст.
Кайса шагнула к столу, взяла из пачки фон Герделера толстую русскую папиросу.
– Спичку, – потребовала она.
– Однако, – скривился оберст, но спичку дал и даже привстал со стула.
За полуоткрытой дверью стонал умирающий майор, бубнил что-то пастор, доносился голос врача, отсчитывающего деления на цилиндре шприца: «Кубик… два… три…»
– А ну, закройте дверь, – приказал инструктор и вдруг повеселел: – Нерон сжег Рим и радовался, – сказал он, – а я вот только прикурил от Лапландии и – странное дело – скучаю! Посему буду рад…
– Недолго вам осталось скучать! – перебила его Кайса.
– А вам с полковником еще меньше…
– Ничего, я сегодня повеселился! – сказал Пеккала, и его подбитый, заплывший синевой глаз подмигнул Кайсе.
Кайса лениво прошлась вдоль комнаты, остановилась у печки, протянув к огню иззябшие руки.
– Ну так что? – сказала она. – Пошли, Юсси…
– Да, я тоже так думаю. Пошли, Кайса!
Фон Герделер многое перевидал за свою жизнь, но такое видел впервые: финский полковник и его любовница спокойно вышли за дверь, вот они уже спускаются с крыльца…
– Стойте, доннер веттер! – выругался он и, схватив пистолет, рванулся за дверь. В воротах финны сбили часового, с испугу он выстрелил в воздух, сбежались солдаты.
– Хотите, чтобы я связал вас? – пригрозил оберст, когда пленных снова ввели в дом пастора. – Я могу это сделать…
– Руки что! – спокойно ответил Пеккала. – А вот попробовали бы вы связать меня так, как я связал вас тогда в Вуоярви. Наверное, не забыли, а?
Фон Герделер вспомнил все унижения, принятые им в должности советника, вспомнил, наконец, свой мундир, превращенный в лохмотья вот этой финкой, что так хладнокровно докуривает папиросу, и его взорвало:
– Молчать! – гаркнул он. – Вы в моих руках…
– …Которые дрожат, – заметила Кайса. И, отшвырнув папиросу, сказала: – Юсси, чего он орет на меня? Дай ему по затылку!
В этот момент дверь распахнулась, и солдаты ввели напуганного вянрикки Таммилехто; фельдфебель доложил, что погоня за отступающими финнами прекращена, удалось схватить только несколько раненых и вот этого офицера.
– Сопротивлялся? – спросил фон Герделер.
– Нет, герр оберст!
Пристальным взглядом оберст окинул рослую фигуру вянрикки, неожиданно сказал:
– Чего топчешься?.. А ну, сними пьекс. – И когда фельдфебель достал гранату, при одном виде которой беспокойно заерзал Юсси Пеккала, инструктор нараспев произнес: – Такой молодой, а сейчас – умрешь… Неужели не хочется жить?.. А?
Таммилехто, широко раскрыв рот, покачнулся.
– Я даже не знаю, что мне и делать с тобой, – продолжал инструктор, – такой здоровый… жалко. Хочешь, иди в особый батальон, что воюет за «национальное правительство» Финляндии?.. А так…
Он ловко, словно мячик, подбросил гранату. Таммилехто посмотрел, как она сверкнула перед его глазами, и за это краткое мгновение, пока граната не шлепнулась обратно в ладонь оберста, юноша прошагал через всю свою жизнь – все девятнадцать лет прожил заново.
«Девятнадцать… как мало!» – ужаснулся вянрикки и сказал:
– Я согласен… я буду за «национальное прави…».
Кайса, вскочив со стула, ударила его по давно не бритой щеке:
– Разве ты – финн?.. Ты… ты…
Пеккала отдернул ее за подол манто обратно:
– Сядь, Кайса!.. И не надо так долго подыскивать для него слов. Он просто сопливый дурак!..
Таммилехто поднял на своего полковника светлые глаза, наполненные слезами, и тихо выговорил:
– У меня… мама… в Хельсинки…
– Ну и иди к своей маме, – отвернулся Пеккала.
Вечером их вывели два конвоира, ткнув штыками в спины, показали – куда идти.
– К лесу, – шепнула Кайса, – ладно, пойдем к лесу.
Пеккала всю дорогу глухо кашлял и вспоминал своего старого приятеля – «сатану перкеле».
– Ух, ух, ух, – кашлял он, – вот ведь, сатана перкеле, не отпускает ни на минуту!..
Кайса держала его под руку, говорила:
– Надо было носить шарф… Ты разве меня послушаешь?..
Потом долго шли молча, и только один раз Пеккала взгрустнулось.
– Помнишь, – сказал, – как ты радовалась, что малину будешь в моем саду растить?
– Что мне твой сад? – вздохнула Кайса. – Я бы сына хотела от тебя иметь…
– Это – да, – твердо согласился полковник и услышал, как щелкнули курки за спиной.
– Хальт! – крикнули конвоиры.
– Чего хальт? – свирепо огрызнулась Кайса. – Я вот тебе покажу хальт… Веди дальше!
– Не хотим здесь, – поддержал ее Пеккала, и они пошли дальше, постепенно приближаясь к лесу.
– Юсси, бежим, – предложила Кайса.
Пеккала осмотрелся:
– Конечно, бежим… Мы не куропатки, чтобы нас каждая сволочь стреляла. Вот только давай заведем их поближе к лесу.
– Здесь кусты, хорошо, – заметила Кайса.
– Только вот что, – предупредил ее полковник. – Сначала ты побежишь одна, а я…
– Юсси, одна не побегу…
– Не спорь. Я их сумею здесь… понимаешь?
Конвоиры снова щелкнули затворами.
– Ну, ладно, хватит разговаривать!.. Целуйтесь!..
Пеккала повернулся к ним; тяжело дыша, сказал:
– Не ваше дело!.. Мы умираем, а не вы! Так какого же черта?.. Где хотим, там и поцелуемся…
Один егерь обозлился, показывая на свои рваные сапоги.
– Что я, – сказал он, – из-за вас должен по болоту ползать? Подохнуть везде одинаково…
– Ладно, Курт, – примирился другой, – пусть выбирают…
Снова пошагали дальше, и когда стена леса совсем приблизилась, Юсси Пеккала шепнул:
– Вот сейчас… беги!
Кайса движением плеч скинула с себя манто и, круто повернувшись, швырнула его под ноги одному конвоиру.
– Держи, – сказала она, – твоя любовница обалдеет от такого подарка!
Егерь наклонился, чтобы поднять манто, и Кайса, высоко подпрыгивая, бросилась в сторону леса. Манто так и осталось лежать, а немец получил удар сапогом по голове. Второй вскинул карабин, чтобы стрелять в женщину, но полковник отбил оружие рукой, и пуля зарылась в снег.
