Он вернулся домой. Александрина смолчала, что его ожидает приятная встреча. Моро поднялся в кабинет.
В его кресле сидел… Доминик Рапатель!
– Как? – вскрикнул Моро. – Как ты здесь оказался?
– Адъютант должен оставаться при своем генерале.
Моро наклонил перед ним свою голову:
– Смотри! Мне уже на пятый десяток, а еще ни одной сединки… Что с тобою, Рапатель? Почему поседел?
– Мне пришлось покинуть Морле ночью, я бежал. А донес на меня в полицию мой же родной брат, с которым я уже дуэлировал, но все наши расчеты еще впереди…
Моро обнял Рапателя, расчувствовался:
– Бедняга! Но я не отпущу тебя, как отпустил бродягу Лагори, и он пропал. Как хорошо, что я тебя вижу…
В этот вечер Александрина растрогала его:
– Помнишь, как хорошо было нам в Страсбурге? Так тихо, только на подоконниках, осыпанных снегом, ворковали голуби. И ты катал меня в саночках. И мы целовались возле той церкви, где в гробах с коньяком лежали давно угасшие любовники… Ах, милый, зачем мы не ценили те дни?
– Я знал, что ты еще вспомнишь Страсбург.
По субботам, бывая в Филадельфии, генерал Моро регулярно навещал библиотеку, где для него откладывали книги, приплывшие на кораблях из Европы. Он любил эти дни, проведенные в отреченности, тихий шелест страниц действовал на Моро благотворно – как шум ручья, как нежный шепот жены… Обычно в библиотеке бывало безлюдно, никто не мешал, и сегодня возле камина он застал лишь молодого человека, лицо которого на миг показалось знакомым. Моро не успел еще обложиться книгами, как этот человек оказался рядом:
– Я не хотел тревожить вас дома, но узнал, что по субботам вас можно застать в библиотеке. Я прибыл из Петербурга… да, не удивляйтесь. При мне нет никаких бумаг, в которых было бы упомянуто ваше или мое имя. Это стало необходимо, ибо корабли в море задерживают, пассажиров обыскивают. Постарайтесь вспомнить меня. Это очень важно! – Молодой человек представился графом Федором Петровичем Паленом.[13] – Вы меня можете помнить еще юным камер-юнкером, а сейчас я уже камергер высочайшего двора императора Александра.
– Где-то я вас видел, – согласился Моро.
– Я был представлен вам в салоне мадам де Сталь русским послом Морковым. Вы были тогда с женою, и надеюсь, если не вы, то она вспомнит меня… Это нужно для всех нас!
Пален просил не отказать в беседе, ради которой ему пришлось проделать долгий и опасный путь – от Петербурга до Филадельфии. Тогда было очень жаркое лето 1807 года, до Америки только что докатилась весть о битве у Прейсиш-Эйлау, в которой Наполеон не стал победителем. О поражении при Фридланде и Тильзитском мире еще ничего не знали, и это незнание решило судьбу Моро не так, как хотелось бы, наверное, ему и России… Пален появился в доме Моро.
– Погоня за вами, – так начал он, – повелась сразу же, как ворота Тампля открылись перед вами, точнее – с Мадрида… К сожалению, тамошний посол, знакомый вам барон Строганов, с письмом царя на ваше имя кинулся в Барселону, но увидел на горизонте лишь паруса, которые и унесли вас в Америку. При дворе стали искать человека, который бы знал вас лично, и обнаружили меня. Но тут последовала война, грянул Аустерлиц, и мне пришлось ожидать новых инструкций. – Пален объяснил цель приезда: Россия хотела бы иметь Моро в своих полководцах. – Мне поручено передать, что, если вы устали от службы, вам будет предложено право убежища. А жалованье от нашей казны вы будете получать по чину…
Моро без улыбки выслушал Палена и сказал:
– Предлагая мне службу в прежнем моем чине, ваш император невольно унижает свою армию. Разве у России нет своих полководцев, способных отстоять родину от Наполеона, если он нападет? Вот хотя бы и ваш Кутузов…
– Кутузов осрамился при Аустерлице.
Моро отложил трубку и взялся за сигару. Лежащий под столом Файф чихнул от крепкого дыма. Ошейник пса был оснащен выразительной надписью: «Принадлежу гражданину Ж.-В. Моро».
– У любого генерала, – сказал Моро, – есть не только победы. Не забывайте, я ведь тоже был разбит Суворовым! Проследив же за Кутузовым в его блистательном отходе к Ольмюцу, я распознал в нем великого мастера эволюций, которым позавидовал бы и Наполеон… Да, – кивнул Моро, – после французской ваша армия для меня наиболее привлекательна. Но разве ваш кабинет не знает о моих сугубо республиканских убеждениях? Я остаюсь верен им. До конца.
Пален был проинструктирован превосходно.
– Петербургу это известно, и вам в России будет позволено не только сохранять свои убеждения, но даже не скрывать их. Что вас еще тревожит? Наш климат? Он здоров. Свой язык вы будете слышать всюду, даже в глухой провинции.
Моро… отказался! И не потому, что изгнание еще не утомило его. Известный французский писатель так писал об этом разговоре: «В сознании Моро природная прямота бретонца и французский патриотизм говорили громче желания отомстить личному врагу. Пален понял, что ввиду таких благородных мотивов настаивать бесполезно, но просил Моро изложить их письменно для императора Александра…»
Моро присел к столу со словами:
– Я так и напишу, что прими я предложение от России, и тогда вся продажная пресса Наполеона станет внушать французам гнусную мысль о моей подкупности. «Монитор» выставит меня к позорному столбу – завистником славы Наполеона…
Моро писал долго. Под письмом он проставил дату: 12(23) июня 1807 года, – до Тильзитского мира оставалось
– В копии я убрал ваше обращение к императору, я снял внизу и вашу подпись. Так будет лучше. В мире тревожно, а я не имею права подвергать вас лишним опасностям, даже если буду схвачен в море агентами полиции Фуше…
– Я вполне оценил благородство вашей предусмотрительности, – сказал Моро. – Теперь, мой юный друг, я угощу вас персиковой водкой, которой вы, русские, не нюхали. – За столом, в присутствии жены и Рапателя, он говорил о войне, что подкрадывается к берегам Америки. – Белый дом нуждается в крепких отношениях с вашей страной. Напомните царю, что президент Джефферсон будет рад видеть у себя в Вашингтоне русского посла и его консулов…
Пален вскоре отплыл в Европу, а Рапатель однажды вернулся домой в ужасном состоянии – газеты писали о мире в Тильзите. Это известие потрясло и генерала Моро:
– Очевидно, у русских дела плохи.
– И потому мне захотелось в Россию.
– Зачем, дружище?
– Я должен сражаться… заодно с русскими!
Александрина оторвалась от зеркала, легкой походкой пересекла всю комнату из угла в угол. Ее фигуру обтягивал фиолетовый муслин, под тяжелой шапкой черных волос блестели громадные глаза креолки. Она сжала кулачки перед мужем:
– Зачем? Зачем ты отказался ехать в Россию? Моро, ах, Моро… неужели мы осуждены умирать здесь?
– Зачем же здесь? Я хочу умереть во Франции…
Это вернулся из странствий Виктор Лагори!
Он не очень-то охотно рассказывал о себе:
– Хотел разбогатеть! Думал – страна богатая, а почему бы и нет? Повидал много, но вернулся нищим. Помоги мне… Я обязательно должен быть во Франции!
Моро догадывался, какой червь точит сердце этого хорошего человека, но возражать ему не стал.
– Пожалуйста, – сказал он со вздохом. – Деньги я переведу на банкирский дом Шрамма в Гамбурге. Будь
