тихонько пропел для нее:
Мадемуазель Жонкьер с легким треском сложила веер и, словно играючи, коснулась им щеки своего спутника:
– Так и быть! Ставь, если тебе все еще мало…
Крильон шагнул к столу рулетки, произнеся громко:
– Banko
Крупье внимательно оглядел игрока.
– Рад видеть вас невредимым, – сказал он. – Но в прошлый раз вы были гораздо моложе.
– Не спорю.
– Тогда вы приехали из Женевы, а теперь откуда?
– Прямо из Гонконга.
– Снова изволите играть на все?
– Да. Ставлю, как всегда, на тридцать шесть…
«Инфернальная» Анита Жонкьер, стоя в стороне, с напряженным вниманием следила за шариком, который долго не мог успокоиться в заколдованном круге рулетки, пока не ударился в номер тридцать шесть. В публике и среди игроков возникло беспокойство:
– Чудеса… Откуда такое везение?
– Банк сорван! – провозгласил крупье.
И тут все услышали злорадный, почти ликующий смех.
Это смеялась Анита, юная и красивая женщина, которая под модной прической типа «Клео» старательно укрывала свои безобразно оттопыренные уши. Крупье взмахнул широким траурным покрывалом, закрывая рулетку, словно наложил вечный траур на гроб с усопшим покойником.
– Иди за мной, – велела Крильону красавица, и, склонив голову, он покорно последовал за нею, как верный паж за своей гордой и неприступной королевой.
Вдруг она обернулась к нему. На языке, для всех не понятном (на русском языке!), она четко сказала:
– Больше ты никогда не будешь играть. И вообще отныне ты должен меня слушаться… лишь одну меня! Только меня… Надеюсь, что повторять не придется.
– Да, моя любовь, – ответил Крильон женщине, которую сам же и купил по дешевке на крыльце сахалинского трактира…
Они покинули казино и навсегда растворились в этом неугомонном, сверкающем мире – в мире нищеты и богатства, в мире скромности и подлости, часто меняя свои имена и меняя страны, названия отелей и курортов… Мы потеряли их!
В эпилоге – возвращение старых долгов
Мне никогда не встречался на полках букинистов роман Жохова о сахалинской каторге, и я не знаю, какой же гениальный конец для него он придумал. Время слишком безжалостно к людям, одинаково равнодушное к плохим и хорошим, к талантливым и бездарным. С тех пор прошло много-много лет, никто из моих героев не уцелел, и остался теперь один только я, чтобы сказать то, чего не успели сказать другие.
Время было тяжкое – лето 1942 года…
Советский консул в Сиднее просмотрел австралийские газеты. Вести были неутешительны: от Воронежа и Барвенково наши войска отжимались к Волге «панцирными» дивизиями гитлеровских генералов – Паулюса и Клейста… «Да, тяжело!» Впрочем, и на Тихом океане положение американцев ничуть не лучше, чем на Восточном фронте. Японская военщина, совершенствуя тактику «прыжков лягушки», быстрыми десантными бросками перемещалась с острова на остров, с атолла на атолл, и теперь возникла прямая угроза беззащитной Австралии.
Над Сиднеем пролился оглушительный ливень. Секретарь доложил консулу, что его желает видеть королева Семнадцати Атоллов, владеющая русским языком.
– Я не знаю такого королевства, а принимать у себя всяких авантюристок у меня нет ни времени, ни желания.
Секретарь сказал, что королева произвела на него впечатление вполне порядочной женщины; она желает передать в советский Фонд обороны сбережения, оставшиеся после ее мужа – короля и владельца Семнадцати Атоллов.
– Что-то я не помню такого государства.
– Его никто не знает, – ответил секретарь, – хотя группу этих живописных атоллов, затерянных в океане, можно отыскать на любой карте мира. Еще в тридцатые годы на них высадился самозванный король, объявивший атоллы своим владением. Он даже издавал там газету, продавая каждый ее экземпляр по цене одной сигареты, и газета Семнадцати Атоллов выходила под странным девизом:
– Что за анекдот? – удивился консул.
– Никакого анекдота… В этой газете король объективно отражал события в нашей стране и на фронте, печатал в переводе на английский стихи Симонова, Твардовского и Суркова.
– Откуда он черпал все это?
– На атоллах имелась мощная радиостанция, способная принимать передачи из Москвы, а гимном своего королевства он избрал нашу популярную песню: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой, выходила…»
– Можете не продолжать, – сказал консул. – Наверное, это какой-нибудь белоэмигрант, страдающий приступами ностальгии? Но куда же смотрела Лига Наций? Почему его там не сцапали?
– Пытались! – объяснил секретарь. – Я уже выяснил, что перед самой войной на эти атоллы позарилась Англия, пославшая миноносец для ареста короля Семнадцати Атоллов, но жители островов дали такой отпор пришельцам, что миноносец вернулся в порт Веллингтон, имея немало раненых.
– Даже не верится, – сказал консул. – Но сейчас не такое у нас положение, чтобы отказываться от помощи….
Да! Мы не отказались, и знаменитый Рахманинов давал концерты в помощь героической Красной Армии, в адрес советского Красного Креста нескончаемым потоком шли посылки от эмигрантов, живущих в США, Аргентине или Бразилии, переводили деньги украинцы и духоборы из Канады, бедняки слали анонимные денежные сбережения в самые трудные для нас дни 1941 года: «Вместе с вами плачу кровавыми слезами. Примите от русского – русскому народу в его трудный час». Среди эмигрантов, разбросанных по всему миру, от Патагонии до Аляски, ходили по рукам стихи Георгия Раевского:
– Хорошо, – согласился консул, – я приму королеву. Но в беседе с нею как лучше именовать ее?
– Все королевы имеют одинаковый титул: «Ваше Величество».
Она представилась лишь именем – Анита.
– Ваше Величество, – приветствовал ее консул, – мне было приятно узнать о святых порывах вашего благородного сердца.
Одетая очень скромно, королева держалась с достоинством, и, наверное, в молодости она была красивою женщиной, если бы ее не портили большие оттопыренные уши. По-русски же она говорила чисто, без какого-либо акцента. Королева просила консула не считать ее белоэмигранткой:
– Мы с мужем покинули Россию еще в пятом году, когда на Сахалине высадились японцы. Сейчас наше королевство уже вошло в сферу боевых действий на океане, недавно к нам заходила поврежденная американская подлодка, мы живем под угрозой захвата атоллов японскими парашютистами.
– Простите, но как вы оказались на Сахалине?
– С матерью, которая искала среди ссыльных мужа и, не найдя его, продала меня первому прохожему, чтобы не умереть от голода… Купивший же меня человек и стал королем Семнадцати Атоллов. Незадолго до своей смерти он просил не принимать от СССР никакой благодарности, не раз повторяя, что возвращает родине старые долги…
– О каких долгах идет речь? – спросил ее консул.
