– А Холгер?
– А что Холгер? – засмеялся парень. – Холгер мне не указ, мы с ним в равной доле наследства. И вообще, с кем-кем, но с Холгером мы вот так, – и он потер указательными пальцами друг о друга. – Что он, против, что ли?
– Тогда давай, – согласился я.
Энгард умостил лампу на одном из верхних сундуков, и мы принялись стаскивать вниз те, что находились на самом верху. Сундуки и впрямь не были тяжелыми – вскоре мы спустили все их на пол, и мой приятель, пошарив на верхней полке, достал короткий ржавый багор.
– Ну, с какого начнем? – спросил он.
– Да с какого хочешь. Давай с вот этого, – и я указал на здоровенный ящик, окованный медью, на боку которого виднелись выжженные железом буквы «Р» и «Д». – Это инициалы твоего деда?
– Нет, – помотал головой Энгард. – Старика звали Оллос Анкор. «РД», хм… не знаю. Ну, давай… отойди-ка.
Упершись крюком, он сорвал петлю замка и положил свой инструмент на соседний сундук. Я поднял лампу повыше. Энгард легко откинул крышку, и я увидел посеревшую от времени парчу, вышитую серебряной нитью. Под ней обнаружился целый склад холодного оружия. Наклонив свет, я восторженно присвистнул. Чего тут только не было! И длинные, в два с половиной локтя, мечи в обшитых кожей ножнах, и тяжелые сабли, и кинжалы – все грубой, сугубо функциональной работы. Ни драгоценных камней, ни серебра, только отличная сталь и кожа рукоятей.
– Здорово, – сказал Дериц, вытаскивая меч с удлиненной под двуручный хват рукоятью. – Настоящий солдатский, такие уже сто лет не делают. Но такого барахла у нас полно… посмотрим, что в остальных.
В следующем сундуке мы нашли кучу всякого морского тряпья. Дождевики, просмоленные и кожаные штаны, две пары сапог огромного размера – когда Энгард вытащил длинный, рассыпающийся от старости плащ с капюшоном, на пол выпала серебряная монетка. Запихнув все это добро обратно, мы взялись за один из нижних сундуков. От остальных он отличался относительно небольшими размерами и не одним, а тремя запорами, с которыми нам пришлось повозиться. Этот сундук был самым крепким: сорвать скобы мы смогли только вдвоем, изо всех сил налегая на багор, который уже начал гнуться от усилий. Наконец замки слетели, и Энгард, смахнув со лба пот, нетерпеливо поднял крышку, окованную множеством стальных полос.
– Ого, – услышал я его удивленный голос. – По-моему, самое время промочить горло и искать зубило. Подожди меня, я схожу за вином.
– Что там такое?
Внутри сундук был разделен на три отделения – в большем, продольном, лежал завернутый в ткань меч с богато отделанной рукоятью – меч явно не пеллийской работы, я никогда не видел такой странной, двойной гарды и таких ножен, обшитых не кожей, а мелкими чешуйками из почерневшей от старости меди; когда Энгард извлек на свет клинок, я поразился загадочной вязи, зеленой дорожкой струящейся по темной стали – а два других, квадратных, были заперты плотно пригнанными дубовыми крышками с замками. Открыть их багром было невозможно.
– Сейчас, – повторил Энгард, возвращая меч на место, – я схожу за вином и найду инструменты.
Он вернулся минут через десять – в одной руке кувшин вина, в другой крепкое каленое зубило и молоток на длинной рукояти. Протянув мне кувшин, Дериц присел на колено и принялся за работу. Вскоре ему удалось вогнать жало зубила в рассохшееся дерево, и дело пошло веселее. Я не успел докурить свою трубку, как крышка развалилась на две части.
– Дай-ка сюда лампу, – приказал Энгард. – Интересно, что это такое?
– Убей меня предержатель, это свитки, – заявил я, глядя вниз. – Посмотрим?
Я вытащил один из десятка толстых черных цилиндров, без труда сорвал сгнившую вощеную нить, которой была подшита крышка, и на руки мне выпал желтый пергамент, испещренный неведомыми значками.
– На каком это языке? – удивился Энгард, глядя мне через плечо.
– Понятия не имею. Никогда не видел ничего похожего… Ломай дальше. Ха… а это что?
На самом дне, под свитками, виднелся клинок какого-то кинжала. Клинок этот привлек мое внимание своим цветом – он был тускло-зеленым, но не от окиси, как я сперва подумал, нет! Пошарив рукой, я вытащил кинжал и онемел от изумления – во-первых, он был цельнолитым, безо всякой отделки, без дерева или кости на рукояти, а во-вторых, отлит он был из очень странного зеленоватого металла.
– Что это за чертовщина? – поразился Дериц, беря его в руки.
– Ну не медь, явно. Смотри, какой он тяжеленный! А ну, попробуй его потереть обо что-нибудь.
Энгард озадаченно потер нашу находку об кожу своего сапога – но сколько он ни возил им туда-сюда, кинжал не становился светлее и не менял свой цвет.
– Никогда не видел такого металла, – признался он, разглядывая странное оружие. – И действительно, тяжелый. Тяжелее стали, тяжелее меди.
– Ломай дальше, – предложил я. – Кажется, это становится интересным.
– А что если этим? – сам у себя спросил мой приятель.
И вонзил кинжал в узкую щель между стенкой и крышкой потайного отделения. Клинок легко разрушил дерево… Выпучив глаза, Энгард налег на него всем телом, и крышка тут же поддалась – то ли она прогнила гораздо сильнее, чем соседняя, то ли наш кинжал обладал какими-то непонятными нам свойствами.
Внутри лежали только две вещи: еще один свиток и…
Я не знал, как назвать эту штуку, но при одном только взгляде на нее по моей шее поползли мурашки, и я отпрянул в сторону.
– Что это?! – сдавленно спросил у меня Энгард. – Череп?
