одна из наших «перечниц». Иллари и Бэрд занялись второй. Пользуясь тем, что на меня никто не обращает внимания, я забрался повыше, спрятал свою лошадь в густых зарослях кустарника, привязав повод к одному из деревьев, и удобно расположился в неглубокой яме. Снизу ко мне пробралась Ута.
– Наблюдаешь? – поинтересовалась она, проверяя свой поясной патронташ.
– Пока да, – ответил я. – Неужели они действительно решатся нападать?
Ута дернула плечами и легла рядом со мной, примостив ствол карабина на толстой ветке валежника. Наши люди полукругом рассыпались по склону холма, стремясь укрыться от пуль за деревьями. Где-то тревожно ржали лошади, я слышал, как Эйно выкрикивает команды, руководя расстановкой «перечниц».
– Сейчас он им вставит, – злорадно сказал я. – Пусть только появятся.
«Они» появились даже раньше, чем я предполагал. Услышав, что утихшая было возня внизу вдруг возобновилась, я достал бинокль и принялся шарить взглядом по степи. Нападавших я увидел сразу же: к нам неслась целая толпа на разномастных лошадях – многие держали свои копья горизонтально, словно собираясь враз вынести на них засевших в зарослях людей.
– Ну и идиоты, – развеселился я.
Не доскакав до нашей позиции полусотни шагов, несколько всадников развернулись и бросились обратно в степь, а остальные принялись гарцевать вдоль русла небольшого ручья, огибавшего холм, выкрикивая что-то и потрясая своими зубочистками. Потом я увидел, как полдесятка самых нетерпеливых подняли дурацкие фитильные ружья, и грохнул нестройный дымный залп. Судя по раздавшимся снизу проклятьям, кого-то они поцарапали. Я навострил уши, раздумывая, не спуститься ли мне вниз для оказания помощи раненым, но меня никто не звал, и я остался на месте.
Видя, что по ним не стреляют, нападавшие осмелели. Несколько всадников двинулись через ручей, остальные остались на месте. Снова раздалось несколько выстрелов – и тут я услышал пронзительный голос морского свистка.
– Ага! – заорал я, опускаясь к прицелу моего карабина.
Снизу ударил мощный залп, сразу уложивший не менее десяти человек. Я попытался взять на прицел здоровенного детину, который потрясал копьем, стоя посреди ручья, но промахнулся, а через секунду его уже не было на месте. Затрещала одна «перечница»… Ее действие было даже более ужасно, чем я мог себе представить. Мощные винтовочные пули принялись буквально косить заметавшихся в панике людей. Часть нападавших бросилась обратно в степь, но из них, по-моему, не удалось уйти ни одному. Остальные попытались уйти вправо, огибая подножие холма, и попали под частые выстрелы многозарядок. Насколько я видел, несколько всадников все же умчались, исчезнув в небольшой роще правее нашей высоты. Стрельба стихла. Прямо перед нами лежали мертвые и умирающие, бились раненые лошади, еще около десятка лошадей в ужасе метались по степи.
– Хорошо они стреляют, – громко произнесла Ута.
– Кто – они? – все еще захваченный горячкой молниеносного боя, опешил я.
– Наши наемники, – Ута поднялась на ноги и забросила карабин за спину. – Ты так и будешь тут торчать, воин? По-моему, у нас есть раненые.
Раненых оказалось всего трое, и ими уже занимался Доул. Тяжелых среди них, к счастью, не было. Стараясь не обращать внимания на душераздирающие крики снизу, где ползали умирающие разбойники, я наскоро промыл и заштопал царапину в бедре капитана Роона, которого я хорошо знал по совместным попойкам с Бэрдом, наложил бальзамы и вернулся наверх, чтобы отвязать свою перепуганную стрельбой лошадку.
Эйно заботливо упаковывал «перечницу». Стоявший неподалеку Иллари напряженно вглядывался через бинокль в горизонт.
– Как бы у них не оказалось товарищей… – бурчал он себе под нос.
– Нет, – возразил Даласси, уже сидевший на коне. – Мы так напугали тех, кому удалось удрать, что теперь можем идти совершенно спокойно по крайней мере до самых монастырей. Слух о нас разнесется быстро, и вот увидите, теперь во всей провинции от нас будут шарахаться, как от подземных демонов.
– Легко отделались, – сказал Эйно. – Пока легко… Эй, ребята! Приготовиться выступать! Привал будет миль через пятнадцать! Задницы у всех целы?
– У всех, хозяин, – жизнерадостно ответили ему. – Мы им их не показывали.
Конец дня и последующая ночь прошли совершенно безмятежно. Утром, кое-как позавтракав под заморосившим теплым дождем, мы двинулись вперед, к неведомым монастырям. Безлюдье этой огромной страны потрясало мое воображение. Мы шли уже четвертый день, и за все это время я увидел лишь несколько деревушек, окруженных лоскутными квадратами возделанных полей. Дорогами здесь и не пахло – я вообще не представлял, как люди могут существовать при такой разобщенности. Погруженная в религиозный экстаз, обращенная внутрь себя, страна рашеров замерла во времени, совершенно не заботясь ни о чем, кроме подношений живым святым и молитв богам, могущим ниспослать с небес высшую мудрость. Даласси рассказывал мне про отшельников, уходящих в горы для того, чтобы посвятить все свое время молитвам и довольно быстро умереть с голоду, так как подношения простых мирян в таком случае запрещались: человек должен был возносить молитвы до тех пор, пока небеса не откликнутся на его горячий зов. Как правило, это происходило уже за порогом всего сущего. Слушая его, я не мог понять, в чем же смысл такого подвижничества: вместо того, чтобы приносить своими молитвами облегчение заблудшим и страдающим, искатель святости просто погибал, нелепо, как мотылек, залетевший в огонь.
«Они не ищут мудрости, – усмехнулся Даласси, когда я поделился с ним своими сомнениями. – Они о ней просят… Но ведь небесам на самом деле безразлично, им не нужны твои мольбы. Путь к мудрости только один, это – сама жизнь. Можно выучить наизусть громадные тома молитвенных книг и бить поклоны до тех пор, пока не развалится твоя тупая голова – но разве молитвы прибавят тебе ума?»
Вода собиралась на полях моей шляпы, и стоило качнуть головой, как тоненькие струйки стекали мне на плечи, иногда попадая за шиворот. Все еще не проснувшийся, я плелся в голове колонны с закрытыми глазами и грезил сытным горячим обедом и теплой постелью. Пироги Джикса давно закончились, теперь у меня не было ничего, кроме мешочка со сладкими сухарями да остатков вина во фляге, которую я наполнил на постоялом дворе. Из полусонного состояния меня вывел крик Эйно.
– Маттер, Ута, ко мне!
