– Весьма, – и министр скривил тонкие губы.
Челка на его лбу взмокла от пота.
– Я понимаю, – продолжал Лагори, – ты, должно быть, здорово радуешься, что попал именно в мои дружеские руки. Ведь ты имеешь дело с великодушным врагом, который еще никогда в жизни не мстил своему противнику!
– Спасибо, – скупо поблагодарил Ровиго. – Но, может быть, ты все-таки объяснишь мне, что происходит...
– За этим дело не станет, – отозвался Лагори. – Тебе, как министру полиции, конечно, хорошо известно, что твой бестолковый император седьмого октября погиб в России!
Герцог Ровиго понемногу приходил в себя, с некоторой надеждой он взирал на капитана Пиккереля.
– Седьмого? – переспросил он Лагори. – Но каким образом ты оказался здесь, а не в тюрьме Ла-Форс?
Рука его сунулась под подушку, где скрывался пистолет. Но Пиккерель с солдатами перехватили руку министра. От боли Ровиго совсем пригнулся к ковру, лицо его пошло пятнами. Однако он собрался с духом и заговорил снова:
– Послушай, Лагори! Ты напрасно дурачишь меня и этих солдат. Седьмого октября император был жив. Если хочешь, я покажу его письмо ко мне, датированное как раз этим числом.
– Ну, не ври! – ответил генерал спокойно. – Ты нас не проведешь. Это немыслимо. Понимаешь ли сам, что это немыслимо, – настойчиво (скорее, для солдат) повторил Лагори.
– А я еще раз говорю, что могу показать это письмо!
– А я тоже заявляю тебе, – настаивал Лагори в раздражении, – что император убит. Какое имеешь ты право не верить мне?
При этих словах Лагори слишком нервно подскочил к скрюченному министру, и герцог невольно испугался.
– Только не убивай, Лагори, – прохрипел он. – Хотя бы ради того пороха, которым дышали в одних сражениях... Вспомни об этом и не дай убить меня, как поганую собаку!
Благородный Лагори повернулся к солдатам:
– Ребята, разве мы с вами убийцы?
– Но здесь, – продолжал выхрипывать Савари, – сейчас здесь все говорит мне о грубейшем насилии и злодействе. – Лагори уже направился к выходу. – Не уходи! – призывал его герцог. – Не оставляй меня одного с этой казарменной швалью... Вспомни, что однажды я уже спас тебя! Неужели ты забыл, как я выкрутил твою судьбу из судебного процесса над генералом Моро?
Лагори вышел, а в спину ему еще летели слова:
– Ты помнишь?.. Ты не забыл?.. Не уходи!..
Повиснув на руках солдат, державших его, Ровиго бессильно затих, потом он поднял лицо к капитану Пиккерелю:
– Теперь я взываю к вам. Скорее!.. Как можно скорее отвезите меня в любую из тюрем Парижа... В этом мое спасение. И не только мое, но и ваше, капитан!
После расправы с графом Гюлленом генерал Мале скорым шагом пересек Вандомскую площадь и поднялся на второй этаж здания штаба внутренней стражи Парижа.
– А, и ты здесь, Боккеямпе! – задержался он на лестнице штаба. – Скажи, успели или нет арестовать гадину Лаборда?
– Наверное, старик Дузе все уже сделал...
Дузе, оказывается, ничего не сделал. Когда Мале поднялся в его кабинет, генерал еще копался в полученных бумагах, а помогал ему в этом занятии... сам капитан Лаборд!
Мале подошел к столу и показал на Лаборда:
– Не я ли приказал арестовать этого человека?
– Где и когда? – притворился Дузе наивным малым.
– Здесь, в этих бумагах.
– Ну, значит, я еще не дочитал до этого места...
Мале распахнул окна штаба на площадь:
– Чтобы у вас не оставалось дурных сомнений, можете выглянуть на улицы: и штаб и комендатура уже оцеплены войсками... Лаборд, я знаю – все это вам не по вкусу, но отечество в опасности, а потому извольте отправиться под арест.
– Так уж сразу? Поймите, что я еще не завтракал...
Стремительным шагом он покинул кабинет Дузе.
– Дузе, куда понесло твоего помощника?
– Откуда я знаю? Наверное, к завтраку...
Лагори удалился, и события в особняке министра на улице Святых Отцов непростительно затянулись. Герцог Ровиго – в ночной рубахе – стоял внаклонку, с вывернутыми назад руками, а солдатам уже надоело его держать в таком положении.
Люди не разговаривали – лишь старинные куранты, в бронзе и мраморе, не спеша отщелкивали роковое время, и тогда герцог, выждав удобный момент, снова обратился к Пиккерелю:
– А все-таки кто вы такой? И откуда ваши солдаты?
Пиккерель охотно объяснил.
– Так, значит, вы не заговорщики?
– Да нет, – вразброд отвечали солдаты. – Нас привел сюда тот генерал, который накричал на вас и выскочил.
– Несчастные! Знаете ли вы этого генерала?
– Нет, – отозвались солдаты когорты.
Герцог Ровиго вздохнул почти с облегчением:
– Зато я хорошо знаю: это приятель преступника Моро, изгнанного в Америку, он бежал из тюрьмы, куда я же и посадил его... Он погубит себя и вас! Но меня-то вы знаете?
Увы, солдаты его не знали. Это на миг обескуражило министра, но он уже ковал железо, пока оно горячо.
– Взгляните на мраморный бюст в углу, – сказал Савари, – и сравните его с моим лицом... Разве это не я?
Солдаты посмотрели на голову человека, высеченную из белого каррара и увенчанную лавровым венком патриция.
– Ну, сударь, – ответили ему. – Этот истукан, сразу видно, из святых отцов церкви... Но вы-то ведь не святой!
Савари снова поник, а Пиккерель шепнул ему на ухо:
– Они не знают, но я вас знаю. Хотя, скромный офицер, я не имел чести быть представленным ранее...
И тогда министр полиции обрушился на него:
– Ах, знаете? Если так, сразу арестуйте Лагори... Немедленно! – указывал герцог. – Стоит гвардии императора вскочить на коней и – горе вам всем. За неисполнение же моего приказа вы будете расстреляны мною через полчаса!
– Не слишком ли быстро сыплются ваши пули? – обиделся Пиккерель, задетый угрозами за живое.
– Нет! – орал герцог. – Всего четверть часа нужно конным гренадерам, чтобы доскакать сюда от казарм...
Пиккерель искоса глянул на часы, и Савари (опытный ученик Фуше) сразу же заметил в нем смену настроения. Ага! Теперь, после удара хлыстом, должна последовать ласка.
– Я же по глазам вижу, – ворковал министр, – вы честный и благородный человек. Так не марайте себя преступлением, цели которого, я уверен, вам даже неизвестны... Не лучше ли мы совместно спасем этих обманутых и несчастных солдат?
Пиккерель совсем уже было размяк от речей министра, но тут Ровиго совершил оплошность: он вдруг
