вцепился в эфес его шпаги. Пиккерель возмутился такой подлостью:
– Лестью не купите! Я честный солдат нации...
Случайно бросив взгляд в окно, герцог Ровиго испугался. Он увидел, что возвращается Лагори, рядом с ним идет человек с обнаженной шпагой, а лицо его, как у палача, было закрыто капюшоном. Ровиго обратился к Пиккерелю:
– Не дайте меня убить... умоляю вас, капитан!
Пиккерель тоже выглянул в окно и в человеке с капюшоном узнал генерала Гидаля. Лагори и Гидаль, писал Савари в своих мемуарах, «ворвались ко мне как бешеные... Лагори остался позади солдат, что произвело на меня отвратительное впечатление».
Да! Иметь дело с Гидалем было труднее...
Гидаль не мог пожаловаться на недостаток жизненной энергии и доказал это даже сейчас, успев где-то позавтракать и выпить. Он сразу приткнул к шее министра ледяное острие своей шпаги, речь его перемежалась марсельскими ругательствами.
– Попался! Так это тебе, подлецу, отсыпают денег только за то, чтобы ты сортировал французов по тюрьмам?
– Гидаль? – вроде не сразу припомнил его Ровиго. – Ведь я думал, что вы уже в Марселе... Надеюсь, вас помиловали?
От этих подлых слов Гидаль рассвирепел. Его шпага чиркнула по шее министра, оставив на ней красную борозду.
– Убью! Но сначала ты поедешь со мною в сенат.
– Зачем? Чтобы продлить мой позор?..
Гидаль велел камердинеру герцога принести одежды.
– Да шевелись! – цыкнул он на министра полиции.
Но, выгадывая время, герцог Ровиго облачался в свой костюм нарочито медленно. Нечаянно он заметил секретаря, который заскочил в спальню и теперь растерянно торчал среди солдат. Надеясь на понятливость своего чиновника, министр сказал по-латыни – как бы в пустоту:
– Поспешите предупредить обо всем моего соседа. Пусть не тревожится. Заодно и жену... пусть она узнает.
Секретарь понял и помчался к дому члена Государственного совета – графа Реаля, который проживал по соседству на той же улице Святых Отцов. Однако молодой человек опоздал.
– Его сиятельство, – отвечал швейцар, – уже изволили отбыть. Великие времена уже наступили...
11. Великие времена наступили
Ранним утром этого дня граф Николас Фрошо, префект департамента Сена, верхом на статной лошади не спеша возвращался в Париж от своей любовницы, которую он содержал на загородной вилле в предместье Ножан. Настроение было великолепное, пение птичек сопровождало его всю дорогу, и, впервые подумав о новом любовнике жены без неприязни, префект решил сегодня же обеспечить ему приличную должность в своей канцелярии. «Молодой человек стоит этого», – рассудил граф Фрошо.
На улице Святого Антония, почти напротив лечебницы доктора Дебюиссона, Фрошо издали заметил верхового, скакавшего ему навстречу. Это был курьер префектуры.
– Что-нибудь экстренное? – обеспокоился Фрошо, для которого с этого момента пение птиц сразу же смолкло...
Курьер передал записку от одного из приятелей Фрошо, и префект узнал, что его с нетерпением ждут в ратуше на Гревской площади, а в конце писульки стоял жирный постскриптум, вселивший в графа тихий ужас: «Императора не стало...»
– Боже, что будет теперь с нашей империей? – воскликнул Фрошо, потрясенный, и вонзил шпоры в бока лошади.
Куда-то быстро прошли солдаты, во все горло распевая:
Липкий комок грязи пролетел над головою Фрошо, и он поскакал дальше. Песня санкюлотов напомнила ему былое. «Боже, – раздумывал он, прыгая в высоком седле, – я ведь не молод... Неужели всю карьеру начинать сначала?» Он придержал свою запаренную лошадь возле казарм Десятой когорты:
– Где полковник Сулье? Скажите, что я желаю срочно переговорить с ним о наведении образцового порядка...
Ответ был для Фрошо обескураживающим:
– Сулье не усидел дома, он уже в ратуше Парижа готовит зал для размещения нового правительства... Разве вы не знаете сами, что великий час уже пробил!
И префект Фрошо далее пустил свою лошадь шагом. «В конце концов, можно неплохо устроиться и в республике...»
Министра полиции увели, и Лагори решил для начала обжиться в его кабинете – за тем самым столом, за которым герцог Ровиго совсем недавно дописывал свои депеши в Россию... На лбу министра, как известно, не написано, что он министр, – один лишь мундир закрепляет за человеком его высокое положение. Лагори был твердо уверен в успехе переворота.
– Эй! Не знаете ли хорошего портного? – спросил он, уже начиная изнывать от трагического безделья.
– Как же, – отозвался секретарь, – мсье Пти-Пти шил еще на герцога Отрантского (герцог Отрантский – это Фуше)...
Пти-Пти был доставлен в кабинет министра полиции, Лагори издал первое государственное распоряжение:
– Мундир должен быть готов к полудню. Ну-ка, не трясись от страха, а сними мерку и живо принимайся за дело...
Потом Лагори велел заложить герцогских лошадей в карету и поехал на Гревскую площадь – в ратушу, где, по расчетам генерала, уже должны были собраться члены комиссии правительства новой Французской республики. Лейтенант Ренье с почетом встретил нового министра, салютуя ему шпагой. Лагори еще раз обозрел список лиц, подлежащих немедленному аресту:
– Арестован ли, дружок, этот негодяй Лапиер?
– Я не получал такого приказа, – ответил Ренье.
– Так поди и сразу арестуй его.
– Слушаюсь, генерал!
– Постой. А префект Фрошо собирает комиссию?
– Еще нет, генерал. Фрошо ночевал сегодня в Ножане, и его ждут с минуты на минуту. Он должен скоро подъехать.
– Хорошо, – прикинул Лагори, – я сейчас вернусь в министерство, а ты хватай этого живодера Лапиера...
Холеные лошади герцога Ровиго развернули карету и покатили ее с Гревской площади обратно на набережную. Лейтенант Ренье взвел курок пистолета и поднялся в канцелярию префектуры, где свора чиновников шалела от непонимания событий.
– Господа! – привлек их внимание Ренье. – Кто среди вас по фамилии Лапиер? Сюда его – живого или мертвого.
Чиновники нестройной толпой отхлынули к окнам, похожие на скромных барашков, завидевших голодного волка.
– Лапиер! – помахал Ренье пистолетом, и толпа стала рассасываться перед ним, образуя трагическую пустоту вокруг затравленно глядевшего молодого франта в сиреневых панталонах. Чиновники выдавали его с головой, только б их не трогали...
– Иди-ка сюда, миляга Лапиер, – поманил его Ренье.
Но Лапиер вдруг рванулся вперед, панически вытянув руки, и сиреневые панталоны мигом исчезли из канцелярии.
