Зажмурив правый глаз, он посмотрел на светившуюся восторгом и предвкушением девушку.
— Какого черта, Деми. Пойдем, отметим это дело, только теперь я не тебя буду накачивать, а надерусь сам. Чтобы приглушить свои страдания.
Деми снова присвистнула.
Сперва ей потребовалось по-кошачьи обследовать всю квартиру, осмотреть, иногда — бегло, иногда — подолгу любуясь, всю мебель, все картины, книги и кассеты, все сувениры, собранные по различным уголкам Солнечной системы. Деми изумленно — и несколько старомодно — приподняла бровь при виде шестифутовой ванной (предмета совсем еще недавно — до наступления эры Мета — незаконного), недоверчиво покосилась на японскую кровать — толстый белый матрас на огромном брусе черного дерева — и слегка застонала при виде кошмарного беспорядка в студии.
— А чем я тебе понравилась?
— Когда?
— Когда поступила на работу в «Солар».
— С чего это ты решила, что я обратил на тебя внимание?
— Ты позвал меня в ресторан.
— На меня произвела впечатление твоя непоколебимость.
— Какая, конкретно, непоколебимость?
— В борьбе за предоставление Вулкану достойного места в братской семье планет.
— Никакого Вулкана не существует.
— Вот потому-то ты мне и понравилась.
— А что это у тебя в шкатулке?
— Лицо фарфоровой куклы. Я нашел его на Марсе, в куполе Англия. Подобрал из мусора и без ума влюбился.
— А вот это?
— Кончай, Деми. Ты что, вознамерилась изучить всю мою прошлую жизнь?
— Нет, но ты все равно скажи. Такая странная штука.
— Это — слезка из Башни Драгоценностей, которая на Ганимеде, в куполе Бурма.
— Башня Драгоценностей?
— Они делают синтетические драгоценные камни ровно тем же способом, как столетья назад в дроболитейных башнях делали дробь. В тот раз отливали красные рубины, эта капелька не получилась сферической, вот ее и отдали мне.
— Такая интересная, внутри словно цветок.
— Да, это и есть изъян. Хочешь, подарю?
— Нет, благодарствую. Я намерена получить с тебя нечто большее, чем порченные рубины.
— Вот уже и агрессивность появляется, — сообщил Уинтер стенам своей гостиной. — Загнала меня в угол и решила, что теперь можно не скрывать истинное свое лицо.
— А чем понравился тебе я, когда ты увидела меня в «Солар»?
— Как ты двигаешься.
— Это что — язык на плечо и едва волочу ноги?
— Господи, да ты что! Твой ритм.
— В действительности я — негр, у нас врожденное чувство ритма.
— Какой ты там негр, ты даже не настоящий маори. — Деми чуть тронула его щеку кончиками пальцев. — Я знаю, откуда эти шрамы.
Роуг чуть опустил свои очки.
— Ты все делаешь как-то четко, размеренно. — Она несколько раз качнула рукой. — Словно ритм- секция оркестра. И двигаешься, и говоришь, и шутишь…
— А ты что, никак на музыке задвинутая?
— Вот я и захотела попасть тебе в такт.
Уинтер замер, не донеся рубиновую слезку до шкатулки; лучи вечернего солнца осветили Деми под неожиданным углом, и на мгновение она стала похожей на Рэйчел Штраус из «Солар Медиа», с которой у него были когда-то весьма сложные и запутанные отношения.
Уинтер начинал чувствовать себя несколько неуютно, с прежними девушками такого не бывало.
— Невнятное у нас какое-то начало получается, — пожаловался он.
— С чего это ты решил? А по моему — сплошные игры и веселье.
— Кто тут веселится?
— Я.
— А я что должен делать?
— Лови мелодию и подыгрывай.
— Каким ухом, левым или правым?
— Средним. Там, кажется, пребывает твоя душа?
— В жизни не встречал таких бредовых и наглых девиц.
— Если хотите знать, сэр, мне приходилось выслушивать оскорбления от людей и получше вас.
— Это от кого же?
— От тех, кому я отказывала.
— Оставляешь меня в неведении?
— Да, с тобой по-другому нельзя.
— Черт побери, меня переиграли, — пробормотал Уинтер. — Силы явно не равны.
