или карты, рулетка или компьютеризованная го. Не имея сил — да, впрочем, и особого желания — бороться, власти успокоились на том, что обложили огромным налогом игральные автоматы, которые по идее должны вытеснять неконтролируемые, идущие где попало игры. Из пломбированной кассовой коробки почти всегда можно изъять свою долю.
«Почти» — потому, что джинки народ жуликоватый и умеют надуть любой механизм Длительное время многие слот-машины оставались без полагающейся по статистике выручки — кассовые коробки оказывались совершенно пустыми, в них не было даже каких-нибудь там кружочков-шайбочек. Совершенно отчаявшись. Комиссия по азартным играм пообещала тысячу сайс вознаграждения — с гарантией освобождения от судебного преследования — тому жулику, который выйдет и честно расскажет, как все это делается. Так сказать. Главные Жулики забеспокоились о своей доле.
Хитроумный идальго явился на зов, открыл свой секрет и удалился с тысячей сайс в кармане — а может, на тачке, серебро — оно тяжелое. Он делал монеты в четверть сайсы из сухого льда, то бишь твердой углекислоты. Попав в автомат, эта временно твердая валюта бесследно испарялась уже через пару минут.
Другое, неизвестное Комиссии жульничество с автоматами синэргизировал, пользуясь своим даром видения, Уинтер. Его вознаграждение оказалось не столь приятным.
Долго стоять столбом на перекрестке было рискованно, так ведь и внимание к себе привлечешь. Подойдя к однорукому бандиту, Роуг начал кидать в него монеты и дергать рычаг, ни на секунду не прерывая тяжелых размышлений. Так что же, искать утраченную нить где попало, по наитию? А может, вернуться на карнавал, и начать все с начала? Или спросить этих придурков, размахивающих руками в надежде выиграть друг у друга Большие Деньги? Так вот подойти испросить на соларанто: «Слушайте, ребята, тут не проходила недавно однорукая женщина?» Во-во. Именно так.
Он с ненавистью воззрился на слот-машину, в окошках которой вместо фруктов красовались цветы: ши-чжу (гвоздика), бай-хэ (лилия), цян-вэй (роза), ромашки, маргаритки и т. д. Роугу было не до этой чертовой джинковой эстетики, однако ему бросилось в глаза, что на третьем правом колесе неизменно появляется розмарин, погашающий выигрыш с тем же успехом, как и лимон в Лас-Вегасе.
— Вот гады накрутили машину, — пробормотал Уинтер, закидывая в щель очередную четверть-сайсу и очередной раз дергая рычаг. Снова розмарин. — Ведь не дают лоху ни малейшего шанса. Комиссия, наверное, в полном восторге — один доход. «Вот розмарин, это для памятливости: возьмите, дружок, и помните».[56] Только где же эта сучья Офелия и-Шу? Хрен с ним со всем!
Он сбросил еще одну монету. Снова розмарин. Почти решив уже возвращаться на карнавал, Уинтер последний раз посмотрел на все пять сторон одновременно и — mifabile visu [57] — заметил свою Офелию в дальнем конце ведущего направо переулка; она с кем-то беседовала.
— Есть искра! — заорал синэргист, бросаясь по переулку. К тому времени, как он достиг нового перекрестка, женщина опять исчезла, но здесь стоял еще один автомат, правда, на этот раз компания азартных кули отсутствовала, а розмарин виднелся слева, на первом барабане. Уинтер скормил бандиту монету и дернул рычаг. Цветочки помелькали-помелькали и остановились, причем розмарин, который для памятливости, так и остался в левом окошке.
— Ни фига себе! — пораженно воскликнул Уинтер. — Ни себе фига!
И начал протискиваться налево, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в густой толпе. Предчувствие оказалось верным — женщина была здесь, только далеко впереди.
Дальше он высматривал уже не ее, а одноруких бандитов, дежурящих на стратегических перекрестках — и даже перестал кормить их серебряными подметками. Сомнений не оставалось: розмарин слева — иди налево, розмарин в центре — иди прямо, розмарин справа — поворачивай направо. И они никогда не уходят со своих мест, вне зависимости от того, сколько раз дергаешь ты ручку и какие другие картинки появляются в окошках. А второй розмарин просто не появляется никогда, ни при какой погоде.
— Потрясающая штука. Ну прямо как дорожные знаки в старой английской игре «Жулики и бродяги». Хотел бы пожать руку тому гению, который это придумал.
Очередной однорукий бандит указал дорогу с той же охотой, что и предыдущие.
— Ведь это кто же из фраеров сообразит? Случайные лохи? Скажут «не везет», пожмут плечами и двинут дальше. Комиссия? А им то что? Им лишь бы выручка была побольше. И не копы, разве придет в их дубовые головы, что какой-то там цветочек шепчет «suivez-moi»?[58] Чудо, что я-то допетрил.
Как я неоднократно подчеркивала, Роуг совершенно не осознавал седьмого своего чувства, своего видения.
Он увидел спину и-Шу еще раз — женщина как раз исчезала в двери какого-то покосившегося от ветхости павильона. В двери, над которой были изображены три розмарина — выцветшие, облупившиеся, но до сих пор различимые.
— С первым этапом покончено, — сказал себе Уинтер и взглянул на часы.
— Остается еще пять часов. Ну и как же нам приступать ко второму этапу? Если здесь малина ихней инвалидной команды, охрана должна быть серьезной, и прямо вот так соваться со взятками вряд ли стоит. Ну хорошо, не стоит, а что же стоит? Господи Исусе, да что это я, совсем отупел? Как же к ним подъехать?
Некоторое время он усиленно думал, а затем удовлетворенно кивнул.
— Да, конечно! Сделаем, как с мамонтами. Не имеет смысла пытаться их перехитрить, там же очень ушлые ребята — вон какую хохму с бандитами придумали. Пусть они играют по моим правилам — может, я и не такой ушлый, но что-нибудь такое соврать или пыль в глаза пустить — это всегда за милую Душу.
Уинтер бегло осмотрелся в поисках материала для импровизации. Павильон располагался на грязной оживленной площади, окруженной магазинами, магазинчиками, конторами…
Чайный домик, внутри играет музыка. Похоронное бюро, предлагающее «Доски для преклонного возраста» и «Одежду для преклонного возраста» — гробы и саваны, если перевести эти эвфемизмы с джинковского околичного языка на нормальный.
Шроф, то есть меняла. Вход занавешен своеобразными бусами из медных монет, которые еще мельче по достоинству, чем Большие Деньги.
Аптека. Витрина с ножами и мечами. Фейерверки. Мясная лавка. Над жаровней с углями подвешена целая свинья, от которой разносится божественный аромат. «Рай плотских наслаждений», аромат другой, но тоже божественный. Синтоистский храм, украшенный деревянной рыбой, — подобно богу, рыба никогда не смыкает глаз.
Уинтер придумал, как организовать большой, шумный скандал, я бы даже сказала погром. Вы, конечно, думаете, что он пошел к этим плотским дамам, выложил некую сумму и попросил их выбежать на площадь в чем мать родила? Ошибаетесь. У фейерверочного прилавка он купил дюжину каллистянских ракет, совершенно не интересуясь их цветом. Затем пошел к меняле и получил за полусайсу даже больше медно-монетных бус, чем ему требовалось — совершенно не интересуясь размером удержанной комиссии. Затем он начал привязывать бусы к ракетам, чем и привлек к себе внимание праздношатающихся кули. Вокруг него собралась небольшая толпа. Покончив с этим занятием, синэргист обстрелял ракетами крышу павильона, где те и рассыпались весьма приятным для глаза фонтанами искр и звонким дождем звонкой монеты. Связки монет, оставшиеся без применения, он просто закинул на ту же самую крышу.
— Хай! — дружно прокричали кули и столь же дружно бросились на штурм павильона. Уинтер получил свой погром.
Скорее даже не Уинтер получил его, а павильон. Искатели легкой — хотя и не очень большой — наживы мгновенно облепили все стены хилого строения. Они бешено карабкались вверх, срывались, сталкивали друг друга. Люди ползали по крыше, отчаянно обшаривая каждый ее уголок; время от времени завязывались драки. И все это — в сопровождении ярких огненных фонтанов, то там то здесь взлетавших к небу. Какой-то человек выскочил из двери, бросил взгляд на происходящее, обернулся и что-то крикнул. К нему присоединилась небольшая группа охранников, сразу взявшаяся за наведение порядка, а Уинтер тем временем проскользнул внутрь, никем не замеченный и не остановленный.
Изнутри загадочный павильон вполне — и даже с избытком — соответствовал своей ободранной
