разведке Венерианской Империи столько лет, сколько я себя помнил.
— Мама, — сказал я, как бы невзначай, — это важно. Ты никакой детали не запомнила, по которой я мог бы догадаться, кто такие были эти двое?
Мама разразилась еще энным количеством странных, глубокомысленных звуков, принялась чесать свою покрытую латунными кудряшками голову (я уже заподозрил, что у нее блохи) — и отвлеклась на экран, где произошло нечто занимательное: Грязный Бобби (также известный как Брэдфорд) вышвырнул Теда Терстона (также известного как Попка-либерал) с ринга на трибуны, и болельщики, сгрудившись, принялись лупить его своими складными стульями.
— Ох, — заявила мама, цокая языком, — какая же я дура иногда бываю!
( — Правда? — пробормотал я себе под нос. — А я и не заметил.) — Один из них оставил свою визитку и сказал, чтобы я позвонила, если ты появишься. Она на кухне у телефона.
Уронив конверты, я побежал на кухню и зарылся в многолетние наслоения записок и газетных вырезок, прикнопленных к доске.
— Погоди! — окликнула меня мама. — Я все напутала! Вот она!
Я промчался назад в гостиную и чуть не оторвал ей пальцы вместе с визиткой.
Визитка была… весьма благопристойная. Высококачественная печать, тисненый двуцветный узор из цветочков. И текст:
Тодд Беккер.
Выездной проповедник.
Церковь Вегентологии.
— Спасибо, ма, — выдохнул я. Мое кровяное давление нормализовалось. Я задумался, скольких лет жизни мне стоила эта легкая истерика. — Ладно, если что, я внизу. — Я направился к лестнице.
— ПОДОЖДИ, — крикнула вслед мама, задержав меня на пороге кухни. — Джек? Я вчера ходила вниз белье стирать и заметила, что у тебя кое-что пропало. Ты заметил?
Откашлявшись, я уставился на пол:
— Ма? Я же переехал дня два назад, ты не помнишь? Снял себе квартиру?
— А-а, — кивнула она, — точно-точно. Я забыла.
Тут на телеэкране что-то произошло, и, завопив: «Так его!», она врубила звук до упора и, очевидно, немедленно выкинула из головы тот факт, что я стоял рядом и мы разговаривали. Я в последний раз обвел взглядом верхние комнаты — м-да, отсюда мне явно ничего не требовалось — и отправился к себе.
На моем автоответчике накопилось больше дюжины посланий. Сперва я пришел в восторг. Потом прослушал их и обнаружил, что только одно из них — НЕ от Т'Шомбе. Это счастливое исключение исходило от Катэ из Перераспределения: похоже, диск «Конформизм в одежде» требовался ей позарез. Ну а послания Т'Шомбе охладили мой энтузиазм еще пуще. Судя по всему, Т'Шомбе дико разозлилась, что я ее подвел в пятницу вечером. (Блин, ничего уже не помню. Я что, обещал сходить с ней на какую-то идиотскую церковную службу?) Так что я переключился на мой шкаф и начал паковать следующую партию пожитков для переброски в офис. В основном это была одежда. И всего одна — ну ладно, возьму две, — ну хорошо, ПЯТЬ штук и ни одной больше, моих любимых ракетомоделей. И, само собой, полное собрание комиксов про Судью Дредда. Но железную дорогу я скрепя сердце оставил.
Я уже практически погрузил все в багажник, когда голос мамы, отдавшись эхом во всем доме, отыскал меня у гаража.
— ДЖЕ-Е-К! НЕ ЗНАЮ, КАК ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ, НО ОТ ТВОЕГО КОМПЬЮТЕРА У МЕНЯ ОПЯТЬ ВСЕ НА ЭКРАНЕ ПЛЫВЕТ!
М— да, давно пора было убираться отсюда.
16. ЗАЧЕМ ДУРАКИ ВЛЮБЛЯЮТСЯ
Вернувшись в родной офис, я обнаружил, что Ле-Мат, судя по всему, уже тут побывал. На улице стоял его пикап; ведущая к грузовому лифту дверь была незаперта; на полу в самом офисе тут и там громоздились раскупоренные ящики с его барахлом. К его чести, он даже где-то надыбал шторы для восточных окон — правда, при ближайшем рассмотрении шторы оказались пластиковыми чехлами цвета хаки, склеенными между собой при помощи скотча. Сам Ле-Мат как в воду канул. Сперва я не особенно беспокоился. Вздыхая, принялся разгружать «тойоту». Разгрузил. Ле-Мат не появлялся. Заволновавшись всерьез, я пошел его разыскивать.
И нашел друга на крыше: в руках — пневматический пистолет, у ног, на сером толе — куча убитых голубей. На лице — блуждающая, блаженная улыбка, от которой меня пробил озноб.
— Джозеф? — тихо окликнул я. Нет ответа. Я осторожно вынул из его пальцев пистолет и помахал рукой перед его носом. — Джозеф? Ты меня слышишь?
Он обернулся, ослепив меня столь благостной улыбкой, что я глубоко задумался — кому звонить: в неотложную психовозку или в Ватикан, в комиссию по прижизненной канонизации?
— Привет, Джек, — произнес он. Когда стало ясно, что других коммуникативных актов ждать нечего, я взял инициативу на себя.
— Ты себя нормально чувствуешь?
— Лучше не бывает, — ответил он. Ослепил меня еще одной улыбкой и вновь уставился в какую-то завлекательную точку по ту сторону горизонта. — По-моему, я влюбился, — пробормотал он наконец.
Окинув взглядом крышу, я не обнаружил под рукой ни одного потенциального объекта симпатий и инстинктивно попятился к люку.
— Э-э-э… это, в общем, классно. А кто счастливая э-э-э…
— Инге, — молвил он. — Прислушайся: даже ветер шепчет ее имя. «ИНГЕ-А-А-НДЕРС-С-С-С-О-Н-Н-Н…» Если честно, я услышал только одно — как, отвиснув, ударила о толь моя нижняя челюсть.
— ИНГЕ АНДЕРСОН? — переспросил я, невольно сморщив нос хуже мандрила. — Эта, с пятого? Эта жирная с шиньоном и в кроссовках, и…?
— В кроссовках, — мечтательно протянул Ле-Мат. — О да. Я спускался вынести мусор на помойку — и случайно увидел ее в дверь. Дверь была приоткрыта, понимаешь. Она стояла ко мне спиной и гладила шнурки своих кроссовок.
Тут я вообще не знал, что и думать.
— ШНУРКИ? ГЛАДИЛА?
— Да! — ликующе вскричал он. — Она сияла! Какая сосредоточенность! Какое стремление к совершенству! — Я пощупал Ле-Матов лоб. Странно — жара вроде нет. — Но, — он перешел на вкрадчивый, заговорщический шепот, — знаешь самый лучший момент? — Я помотал головой. — Я чуть с ума не сошел, — пояснил он. — Меня словно околдовали. Руки-ноги отнялись. И язык отнялся. Я прижался лицом к косяку и глаз от нее не мог отвести. И знаешь, что в этот момент произошло?
Ну, тут особого воображения не требовалось. Одинокая, незамужняя женщина обнаруживает, что за ней подглядывает какой-то маньяк…
— Я ее вспугнул, — продолжал Ле-Мат. — Выдал свое присутствие то ли шумом каким, то ли движением. И знаешь, что она сделала?
Я уже догадывался.
— Заорала и вызвала полицию?
— Взяла меня на мушку! — сообщил Ле-Мат с круглыми от приятного изумления глазами. — Я и не подозревал, что у нее может быть оружие! И все же, когда она поняла, что за ней наблюдают… — о, ни капли страха, ни секунды замешательства! Одним грациозным движением она уронила утюг, повернулась, как орудийная башня, и, выдернув из своей набедренной кобуры пистолет, застыла в классической стойке! А знаешь, что она… СКАЗАЛА?
Мне пришло в голову несколько красноречивых, обусловленных ситуацией вариантов — все непечатные.
— Она сказала: «Я в „911“ не нуждаюсь». Я мог лишь тряхнуть головой:
— Блин, тебе еще повезло, что она не сказала:
«Ой, извините, кажется, моя пуля продырявила вам грудь».
— О нет, — блаженно ухмыльнулся Ле-Мат. — Я был в полной безопасности. Я же тебе говорю, моя милая Инге — само хладнокровие. В ее очаровательных ручках кольт марки «Золотой Кубок» работает четко, как аптечные вес…
