знал, осмелится ли действовать на свою ответственность? В его мозгу снова возник порочный круг? как и двести тысяч лет назад, и он не стал ближе к решению.
Древнейший не мог позволить себе, как человек, отчаиваться или закатывать истерики. Этого не допускали его цепи. Зато он в состоянии был испытывать настоящий ужас.
После довольно продолжительного времени Древнейший очнулся от своей интроспекции. Теперь он не боялся. Древнейший наконец принял решение. Он понял, что нужно Действовать.
Дети в ужасе разбежались, когда Древнейший снова проснулся. Его передние эффекторы дрогнули, распрямились и Указали на молодую самку, оказавшуюся в коридоре поблизости. Хотя он выбрал первую, которая ему подвернулась.
— Иди со мной, — приказал он.
Самка всхлипнула, но послушно последовала за Древнейшим.
Они углубились в золотой коридор, и ее самец сделал было шаг за ними и остановился, потому что ему не было приказано идти следом. Он лишь проводил свою подругу печальным взглядом. Всего десять минут назад они спокойно, послушно и с удовольствием совокуплялись. А теперь самец не был уверен, что увидит ее снова.
Древнейший двигался со скоростью быстро идущего человека, и плачущая самка, тяжело дыша, покорно, поспешала за ним. Он полз мимо громоздких механизмов, назначения которых не помнил и сам. Мимо законсервированных установщиков стен, транспортных наземных машин и огромных, как дом, странных шестивинтовых геликоптеров. Даже Древнейший давно забыл, как некогда на этих космических махинах доставляли на Небо хичи его ангелов.
Золотые полоски на стенах сменились серебряными, а серебряные, в свою очередь, на чисто белые. Их ждал коридор, в котором никогда не было ни одного из детей.
Тяжелая дверь при приближении Древнейшего послушно распахнулась, и обессиленная от страха и долгой ходьбы самка увидела стены, покрытые разноцветными огнями. Они добрались до отсека, где она ни разу не была и даже не подозревала, что подобное существует.
— Иди сюда, — приказал Древнейший. — Возьмись за колеса. Следи за мной и делай, как я.
По другую сторону просторного помещения, слишком далеко друг от друга, чтобы можно было управиться одному, виднелись приборы управления. Перед каждым располагалось сиденье странной формы, на котором самке было очень неудобно сидеть. Впереди каждого сиденья находились по десять колес в ряд, и между ними слабо мерцали радужные цвета.
Древнейший, не обратив внимания на сиденье, коснулся эффектором нижнего колеса и медленно повернул его. Огоньки заиграли и задрожали. Зеленый посветлел до желтого, потом до светло-оранжевого с полосками охры в середине.
— Делай, как я!
Самка попыталась повторить операцию. Колесо поворачивалось с большим трудом, как будто его давно никто не трогал. Впрочем, так оно и было на самом деле.
Цвета сливались между собой и загадочно переплетались. Неопытной самке потребовалась целая вечность, чтобы у нее получились такие же цвета, как у Древнейшего. А он не торопил ее и не ругал. Просто ждал. Древнейший знал, что она старается изо всех сил.
К тому времени, как огоньки на обеих панелях стали одинаковыми, слезы ее просохли, но пот жег глаза и скатывался по редкой бороде.
Цвета не совсем соответствовали друг другу. Экраны, на которых должен был отразиться курс, молчали. И это было неудивительно. Куда было бы удивительнее, если бы после восьмисот тысяч лет простоя они сразу заработали.
Древнейший коснулся какой-то кнопки на своей панели, и огоньки зажили своей самостоятельной жизнью. Они потускнели, потом вспыхнули с новой силой, в действие вступили автоматы тонкой наводки, и оба набора огней стали совершенно идентичны. А затем ожили и экраны. Самка с благоговением и страхом смотрела на них и боялась каким-нибудь неосторожным движением нарушить волшебную игру огней. Она не знала, что наблюдает звезды. Это существо никогда не видело звезд и ничего не слышало о них.
В какой-то момент она почувствовала, как что-то изменилось. Это ощутили все на «Здесь». И пришельцы в своих загонах, и почти сотня детей, которые сразу оставили свои занятия, и сам Древнейший. В одно мгновение тяготение исчезло и сменилось головокружительной невесомостью.
После почти трех четвертей миллиона лет медленного Дрейфования вокруг отдаленного солнца Земли артефакт лег на новую орбиту и начал уходить.
11. С.Я. Лаврова
Ровно в пять пятнадцать мягкий зеленый огонек зажегся на мониторе у кровати С.Я. Лавровой-Броудхед. Недостаточно яркий, чтобы помешать крепкому сну, но Эсси только дремала.
— Хорошо, — отозвалась она, — я не сплю, можно не продолжать эту программу. Дай мне еще минутку.
— Да, госпожа, — ответила секретарша, но огонек не погас. «Если С.Я. не проявит активности, через минуту компьютер включит негромкий звонок, что бы ни говорила перед этим хозяйка» — так было указано в написанной ею же самой программе.
Но в данном случае этого не потребовалось. Эсси проснулась в полном сознании. Сегодня утром ее ожидала очередная операция, а Робин еще не вернулся из Бразилиа. Поскольку Пейтер Хертер предупредил мир перед своим вторжением в умы землян, у всех было время подготовиться. Ущерба почти никакого не было. Подлинного ущерба. Но потребовалась лихорадочная организационная деятельность многих служб, все менялось и откладывалось, и, конечно, рейс Робина был сорван.
Эсси было очень жаль. Хуже того, она ощутила страх, хотя и знала, что он старался. Именно этим Эсси пыталась утешить себя. Ей приятно было ощущать, что он старается.
— Можно мне поесть? — спросила она.
— Нет, госпожа Броудхед. Перед операцией вам ничего нельзя, даже воды, — сразу ответила секретарша. — Хотите прослушать сообщения?
— Может быть. Какие сообщения? — заинтересовалась она. Эсси решила послушать, чтобы отвлечься от ужаса предстоящей операции, от всех этих катетеров и трубок, соединяющих ее с постелью.
— Послание, только голосом, от вашего мужа, госпожа, — начала секретарша. — Но если хотите, я могу попытаться связаться с ним непосредственно. У меня есть его местоположение, если, конечно, он еще там.
— Давай.
Эсси попробовала сесть, ожидая, пока их соединят или, более вероятно, пока ее мужа отыщут в каком-нибудь аэропорту и позовут к коммутатору. Вставая, она старалась сохранить в прежнем положении десяток трубок, отходивших от ее тела. Помимо слабости, она вообще плохо себя чувствовала. Испытывала страх, голод и жажду. Ее даже немного трясло. Но боли как таковой не было. Возможно, если бы болело, она воспринимала бы все серьезнее, и это было бы хорошо. Все эти месяцы дремоты Эсси чувствовала только раздражение — в ней было достаточно от Анны Карениной, чтобы тосковать по страданию. Каким тривиальным ей казался сейчас мир. Ее жизнь находилась под угрозой, а она испытывала только неудобство в интимных частях тела.
— Госпожа Броудхед! -Да?
Появилось изображение секретарши, и выглядела она почему-то
