позвоночник, но и тогда умираешь не сразу…
Русские люди были невероятно смелые, они ни во что не ставили боль и страх. С русскими никогда ничего нельзя было предвидеть, предугадать; удивительно, как с их неорганизованностью у них что-то вообще получалось. Если они уходили, то никогда не прощались, а попросту исчезали. Возвращаясь, они приветствовали нас с невероятной радостью, громкими криками, подхватывали, подбрасывали в воздух, словно встретили самых близких и родных людей. Они были люди с добрым сердцем, но невероятно дикие. Прежде всего мы научились у них ругательствам. «Ёб твою мать» — вот была первая настоящая русская фраза…
Часы вообще — да, их они искали везде и всюду. Думаю, после ухода советских войск во всей Венгрии почти не осталось часов…
Мы вывели или думали, что вывели, закономерность: после каждого крупного боя или после того, как деревню отбивали у противника, следовали три дня дозволенного мародерства. Свобода грабить и насиловать. Потом вступал в силу запрет: говорили, что за доказанное изнасилование солдата могли расстрелять».
Тыловики со спокойной совестью пользовались своим положением в окуппированной стране:
«Я пошла к русским и попросила у них кувшин молока.
Цену я знала: за крынку молока пришлось расплачиваться своим телом.
Потом я пошла в дом священника, наше последнее жилище: хотела принести оттуда матрас, потому что дверь была тяжелая и понемногу отсырела. Здоровье Мами все ухудшалось. За матрас тоже надо было расплатиться натурой. Офицер согласился: если я с ним лягу, могу забрать матрас (который нам же и принадлежал). Со мной был и Филике, все произошло в том самом подвале с картошкой.
Немного картошки еще оставалось на полу, и я лежала на ней, не шевелясь. Пожалуйста!
Русский офицер тем временем зажег спичку, сначала потрогал пальцем мои глаза — открыты ли. Убедившись в этом, приступил к делу. Было немного больно. Но так как я все равно не пошевелилась, не вскрикнула, он зажег еще одну спичку — посмотреть, живали я. Покачал головой.
Большого удовлетворения я, должно быть, ему не доставила. Но когда я начала собираться, чтобы унести матрас, он прислал в подвал своего ординарца, который тоже мной попользовался.
Тогда я не подумала, почему он прислал и ординарца. Сейчас мне кажется, что они демократичнее, чем наши офицеры. Или венгерский офицер тоже поделился бы мной со своим ординарцем?..
На войне человек становится страшен и непостижим».
Венгрия, кажется, была единственной страной, воевавшей и с Советским Союзом, и с Германией одновременно.
21 декабря 1944 года, с разрешения Кремля, в Дебрецене собрались делегаты Временного Национального собрания, избравшие, под возгласы «Да здравствует маршал Сталин!», Временное правительство во главе с генералом Белой Миклошом, бывшим командующим 1-й венгерской армией, перебежавшим к русским после ареста Хорти. Естественно, главную скрипку играли коммунисты- коминтерновцы, «представители венгерской демократической эмиграции». 28 декабря Временное правительство, «осуществляя волю венгерского народа», денонсировало все договоры, заключенные с Германией, и объявило ей войну. 20 января 1945 года в Кремле было подписано соглашение о перемирии между СССР, Англией и США — с одной стороны и Венгрией — с другой. По этому соглашению Венгрия обязалась выставить для участия в войне против гитлеровской Германии не менее восьми пехотных дивизий. Вот только выставлять было нечего: среди офицеров отсутствовали коммунисты, и даже унтера, как на подбор, оказывались по своей сути «фашистами». Новая армия получалась какая-то «реакционная» и неподконтрольная ЦК ВКП; во второй половине марта она состояла из одной пехотной дивизии.
Как обычно, когда в стране пытаются установить «диктатуру пролетариата» и проводят земельную реформу, имея целью «обострение классовой борьбы в деревне», в Народной Венгрии первым делом пропала еда. Еще недавно «фашистская» аграрная Венгрия удивляла красноармейцев изобилием и дешевизной продуктов: «В каждом доме белый хлеб, копченое мясо, колбаса, варенье. Фрукты и овощи тщательно переработаны, и все, что заготовлено для зимы, хранится в погребах. Мы в них, конечно, лезем. Погреб — надежное убежище во время боев и бомбежек. Ну и потом, эти ряды банок и чудесное венгерское вино. Благодаря обилию продуктов и вина войска наши перешли на сообеспечение. Варево, которое готовилось в полевых кухнях, просто не брали. Зачем? Движется, скажем, колонна через село, солдаты, как мыши, шмыг-шмыг по дворам. А когда догоняют строй, у каждого за пазухой — окорочок, в противогазной сумке — банки с вареньем, на штыке — буханка белого хлеба, а в руке — канистра или ведро вина. Командиры смотрели на это сквозь пальцы: перепадало и им. Все-таки Венгрия была союзницей Германии, и поэтому солдатам многое сходило с рук».
А в марте 1945 года Генеральный секретарь венгерской компартии Матьяш Ракоши просит у Москвы хлеба для голодающих городов:
«Население получает сейчас ежедневно 100 гр. хлеба. После опубликования закона о земельной реформе Красная Армия предоставит в наше распоряжение взаимообразно, до нового урожая, большое количество продуктов питания, что, по-видимому, даст ваозможность увеличить норму выдаваемого хлеба до 200 гр. Это, конечно, повысит уважение как к Советскому Союзу, так и к партии…
Большие трудности испытываем мы от того, что на улицах Будапешта снова участились облавы. Иногда бывает, что тысячи рабочих (!), идущих на фабрики или возвращающихся оттуда, останавливаются на улицах и направляются в качестве военнопленных в различные лагеря. Эти мероприятия обосновывают тем, что в Будапеште много фашистских солдат, переодетых в штатское. В результате сотни товарищей исчезают. Угнетающе действует на настроение рабочих то обстоятельство, что на многих фабриках, работающих для обеспечения Красной Армии, рабочим не выплачивается зарплата и не выдаются продукты. Голодные рабочие работают неохотно (!), зачастую имеют место случаи, когда рабочих бьют и пр.».
Очень скоро Венгрии суждено стать одним из бараков «социалистического лагеря».
Переходя ко второму этапу операции, маршал Толбухин решил главный удар силами 9-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армий (последней передавалась 208-я самоходно-артиллерийская бригада) нанести на Веспрем, Сомбатхей, глубоко охватывая Вену с юга. 4-ю гвардейскую армию, в результате обходного маневра потерявшую соприкосновение с противником, перегруппировать в район западнее Мора, усилить ее механизированным корпусом и не позднее 26 марта двинуть на Папа, Шопрон. 27-я армия, усиленная 18-м танковым корпусом и 209-й артбригадой СУ-100, должна была наступать по северному берегу озера Балатон на юго-запад в общем направлении на Залаэгерсег, чтобы в дальнейшем ударом с севера вместе с 57-й и 1-й болгарской армиями окружить силы 2-й танковой армии противника и овладеть нефтеносным районом Надьканижи. После поворота войск генерала Трофименко на юг предполагалось ввести в дело 26-ю армию, которая должна была двигаться на запад, к Керменду и Грацу.
23 марта Ставка внесла в решение командующего свои поправки. 3-му Украинскому фронту приказывалось с маневрами не мудрствовать, окружений не затевать, развивать главный удар не на Сомбатхей, а в направлении Папа, Шопрон. Для этого 9-й гвардейской и 6-й гвардейской танковой армиям предписывалось наступать на Цельдёмельг, Кёсег. 4-я гвардейская перегруппировывалась в полосу правее 9-й гвардейской. 26-я армия должна была нанести удар на Сомбатхей, а 27-я армия — на Залаэгерсег. 57-я и 1-я болгарская армии имели задачу не позднее 5–7 апреля овладеть районом Надьканижи.
Армиям Глаголева и Кравченко, по инерции захватившим Веспрем, пришлось подворачивать вправо. Армия Захватаева сменила левофланговые части 46-й армии в связи с изменением разграничительной линии между фронтами, армия Гагена была введена в сражение между 9-й гвардейской и 27-й армиями.
К 25 марта войска 46-й армии и правого крыла 3-го Украинского фронта прорвали оборону противника между Дунаем и озером Балатон, преодолели горы Вертеш и Баконь и, продвинувшись на глубину до 80 километров, создали условия для развития наступления на Вену. Воспользовавшись успешными действиями к югу от Дуная, 25 марта начали наступления на Братиславу и Брно войска 2-го Украинского фронта.
С 26 марта советские войска перешли к преследованию врага, отходившего с арьергардными боями к промежуточному рубежу обороны на реке Раба. Они широко применяли обходы узлов сопротивления, а для захвата переправ через водные преграды выбрасывали в тыл противника передовые отряды. Быстрому преследованию содействовала авиация, наносившая непрерывные удары по отходящим войскам. Темп наступления вырос до 25–35 километров в сутки. Дивизии генерала Глаголева 26 марта взяли город Папа,
