конечно, поворчал, но раба уступил, а зачем Альву колья — не спрашивал, не очень-то это ему знать было интересно. Прихватив с собою глупо улыбающегося невольника, Альв углубился в лес, где Якимча и трудился, не покладая рук, вырубая нужные колья, до тех пор, пока не стемнело. А как только в небе зажглись первые звезды, махнул Альв Якимче — хватит, мол. Подошел ближе, похлопал Якимчу по плечу — хорошо, мол, работал. Якимча умильно затряс головой.
— За работу будешь награжден. — Кошачий Глаз оглянулся по сторонам. — Понял?
Якимча радостно закивал:
— Понял! Две лепешки!
— Нет, не то, — засмеялся Альв. Якимча осклабился еще радостней:
— Три лепешки! Пять! — В подобную щедрость Якимча был не в силах поверить, а больше, чем до пяти, считать не умел. Так и причитал, пуская слюни: — Пять. Пять. Пять лепешек!
— Нет, не лепешки, — покачал головой Альв. Разочарованный Якимча готов был вот-вот заплакать.
— Не лепешки, — заговорщически подмигнув невольнику, продолжал варяг. — Девка! Девку хочешь?
— Девка! — Якимча обрадованно хлопнул в ладоши. — Девка! Якимча хочет.
— Так иди. Я покажу куда. Девка там ничья, так, приблудная... Во-он в той ладейке. Заберешься?
Якимча закивал.
— Девка, правда, в клетке, клетку сломаешь, невелика беда, потом починим. Понял? Ну иди, смотри ладью не перепутай — во-он та, крайняя. Там тебя и ждет девка. Беги!
Якимчу не надо было уговаривать: тряся головой и пуская слюни, он бросился к указанной ладье, словно молодой жеребчик, чуть не сбив на ходу ладейную охрану и гребцов, которых как раз в это время позвали к костру хлебать ушицу. Те и пошли, радостные, не хуже Якимчи, да и слюней у каждого во рту было не меньше. Ушица — она и есть ушица. А если еще и с осетринкой — ух, объеденье!
В середине ладьи, в небольшой клетке, сколоченной лично Истомой, под накинутым покрывалом сидела в полудреме несчастная Ладислава. Исхудавшая, еще больше загоревшая, но от этого ставшая лишь еще красивее, девушка грустно смотрела прямо перед собой и молила богиню Мокошь об избавлении. Так и виделось — на белом коне выезжает на берег прекрасный юноша-витязь — тот самый молодой варяжский ярл. Вытащив из ножен меч, одним ударом разгоняет врагов, по колено в воде идет к ладье, разбивает клетку, берет ее, Ладиславу, на руки и несет, сжимая в крепких объятиях, навстречу неуловимо прекрасному будущему. Ладислава сама тут же и посмеялась над собственными мыслями, она вовсе не была дурой, а первый испуг уже прошел, оставив лишь какую-то смурную отрешенность — будь что будет, всё равно сейчас, в данный момент, ничего не изменить. А дальше — там видно будет. Ладислава вовсе не собиралась смириться со своей участью, но понимала, что здесь вряд ли удастся сбежать, ну а потом — кто знает? Перед хозяином же — плюгавым мерзавцем Истомой — демонстрировала полную покорность. Ловила на себе похотливые взгляды и знала — только он, Истома Мозгляк, один ей тут опора и защита. Вернее, не сам он, а его меркантильные интересы. Если б не это — давно бы уж ее обесчестили, а так... еще поживем. Что это?
Ладислава прислушалась. Со стороны берега раздавался мерный всплеск, словно кто-то шел прямо по воде... А ведь и в самом деле — шел!
Девушка приникла к деревянным кольям решетки. В свете звезд шел прямо к ладье высоченный мужик с не по размеру маленькой головой. Вот он остановился, всмотрелся в ладью... что-то замычал. Ладислава отпрянула, увидев в призрачном свете звезд уродливое лицо, мокрый рот с тоненькой нитью слюны, выпученные от вожделения глазки. Это был не человек, а какое-то водяное чудовище. С довольным воплем чудовище взобралось в ладью и вмиг переломило решетку, словно тонкие прутики...
Удовлетворенно кивнув, Альв Кошачий Глаз быстро пошел от реки к кострам, по дороге спрашивая у каждого встречного, не видали ли они Якимчу, раба старого Хакона.
— Сбежал, видно, этот Якимча! — жаловался на ходу Альв. — Послал его колья рубить, а он и сбежал. Нет, я всегда говорил, что он хитрый, а Хакон не верил. Эй, Хакон! Невольник-то твой сбежал! Делся неведомо куда. Эй, слуги, сходите-ка поищите! Да не к ладьям идите, к лесу. В ладьях уж после поищете.
А в этот момент, проникнув в клетку, Якимча схватил Ладиславу левой рукой за горло, правой же вмиг сорвал одежду и, вожделенно урча, принялся тискать грудь. Девушка захрипела, теряя сознание... и вдруг неожиданно почувствовала, как хватка ослабла, а огромный мужик... скорее, парень... с маленькой головой и мощным телом, по-детски ойкнув, медленно повалился ей под ноги. В шее его торчала рукоять ножа.
— Цела, девка? — На борт ладьи ловко взобрался Истома Мозгляк.
Ладислава кивнула, изображая тупую покорность. С берега к ладьям неслись вооруженные слуги...
— Ну и раба ты себе купил, Хакон, — сидя в шатре, укорял старого варяга Истома. — Не появись я вовремя, ведь снасильничал бы девку, оставив меня без навара. Кому платить бы пришлось, а, Хакон?
Хакон угрюмо отмалчивался. Знал: в том, что натворит раб, виноват не сам невольник, а его хозяин. Зачем плохо смотрит за своей собственностью?
— Это был очень хитрый и коварный раб, — заметил сидящий тут же, в шатре, Альв Кошачий Глаз. — Зря ты, Истома, упрекаешь Хакона. Он и сам еще до конца не распознал, что за вещь ему подсунули на рынке Булгара. В общем, хорошо еще — всё вот так удачно кончилось. Правда, Хакон лишился раба, но это небольшая потеря по сравнению с тем, что могло быть. Тут мой друг Истома прав — платить за поступок раба пришлось бы тебе, Хакон. Так давайте же подождем Лейва и выпьем за удачу.
Альв устало прикрыл глаза. За удачу и в самом деле стоило сегодня выпить. Чтоб она была. А ведь как ловко было задумано: глупый невольник якобы по своей воле насилует красивую невольницу, потом его за это казнят, а потерявшую невинность рабыню можно было б использовать по прямому назначению, всё равно ценность невелика. Вот и использовали бы. Сначала наверняка сам Истома, затем уступил бы Альву с Лейвом. А может, не уступил бы, может, проиграл бы в кости, всякое бывает. Так-то он эту рабыню на кон не ставил, осторожен был, берег. Знал — та того стоит. А вот ежели б была потеряна девственность, тогда... тогда б другой разговор был. Что ж, не удалось, так не удалось. Скоро Итиль. А мало ли в Итиле на людских рынках молодых да красивых девок? Не девственниц, разумеется, а таких... за сходную цену. Альв Кошачий Глаз распахнул полог шатра и, вдохнув полной грудью холодный ночной воздух, вполне философски взглянул на звездное небо.
Глава 10
НАБЕГ
Еще на выжженных полянах,
Вблизи низинных родников
Виднелись груды трупов странных...
По смолистому стволу сосны шустро скользнула вниз белка, маленькая, рыжевато-серая, с длинным пушистым хвостом. Встав на задние лапы, посмотрела на горящий костер, затем — вопросительно — на сидевших вокруг костра людей. Не перепадет ли от них что съедобное? Хоть уже и осень, и в лесу полно вкусных орехов, и сделаны запасы на зиму, а вот ведь всё мало. Маленький зверек белка, но жадный. И вредный — до чрезвычайности. Одно слово — грызун. Такой же, как полевая мышь или крыса, только что
