камень...
В бане, что напротив синагоги, как обычно, было полно народу. В наполненной теплом зале стоял гул — посетители разговаривали, бранились, некоторые, несмотря на запрет кагана, азартно играли в кости. Обсуждали самое значимое событие последнего времени — смерть каган-бека Завулона, погибшего, как говорили, от заговоренной стрелы.
На том, что стрела была заговоренной, сходились все рассказчики, а вот что касается того — кем, тут мнения расходились. Одни говорили о каких-то недовольных тарханах, другие о печенегах, третьи... третьи намекали, что вряд ли, мол, здесь обошлось без самого кагана. В общем, слухи ходили самые разные, и все они живо обсуждались как в отдельных кабинетах с бочками и девочками, так и в парной и бассейнах.
Занявший крайнюю кабинку Хельги еле дождался прихода Черного Мехмета. Однако на просьбу позвать Войшу тот лишь виновато пожал плечами. Мальчишки не было уже дня три. Исчез, словно провалился сквозь землю. Может, был убит печенегами во время налета. Хозяин, толстый ребе Исаак, впрочем, подозревал, что Войша воспользовался смутой и бежал, прихватив что-нибудь из его добра. По этой причине в бане, по велению хозяина, был устроен самый тщательный обыск. Исаака интересовало: что же именно мог украсть у него Войша? Однако недостачи ни в чем обнаружено не было, зато в подвале нашли тайник с тюками заморского сукна. Откуда они там взялись и кто хозяин, слуги не признавались, спихивая все грехи на пропавшего Войшу, и надо сказать, ничуть не покривили душой.
Конфисковав найденное сукно, ребе Исаак успокоился и спал в эту ночь особенно крепко, не зная, конечно, какими словами костерят его (а заодно и его матушку, и отца, и всех ближайших родственников) банщик Черный Мехмет и молодой вьюнош Езекия, племянник и доверенное лицо купца Ибузира бен Кубрата.
— Вообще, не дело это — на чужой товар лапу налагать, — встретившись с Черным Мехметом зло говорил Езекия. — Надо на него Сармака натравить с печенегами!
— Так и сделай, — сверкая белками глаз, согласно кивал Мехмет. — Только где этого Сармака сыскать?
— Сам сыщется. За сукно-то я ему не всё отдал. Как и вы мне. Что теперь делать? Не знаю. Чем отдавать-то?
Опасаясь мести Сармака, Езекия всерьез вознамерился где-нибудь на время скрыться. Хотя бы до весны — а за это время много чего произойти может: либо он, Езекия, разбогатеет и сможет выплатить долг, либо Сармак сгинет. Времена наступали неспокойные — всякое могло случиться.
Впрочем, ничего этого не рассказал ярлу Черный Мехмет, совершенно справедливо полагая, что ни к чему нагружать посторонних людей своими проблемами. Решить их они не помогут, а в сочувствии ни Мехмет, ни Езекия не нуждались.
— Так что пропал где-то наш Войша, — покачал головою негр. — И где его носит — не знаю. — Помолчал, потом поинтересовался привычно: — Вина, девочку?
— Воды погорячее, — с усмешкой ответил ярл. Посланные Мехметом служки живо притащили воды, влили в бочку — Хельги довольно закряхтел: водица-то успела уже подостыть, так вот в самый раз теперь горяченькая! Он даже с удовольствием окунулся с головой. Потом вынырнул, отфыркиваясь, и услышал вдруг:
— Господин.
Кто-то шептал из-за портьеры, прикрывающей вход. И шептал на языке викингов!
— Кто здесь? — Ярл протянул руку к мечу, предусмотрительно прислоненному к бочке.
— Я, господин, слуга старого Хакона. Осмелюсь войти?
— Ну, войди.
Бритый, низкорослый, тощий, но жилистый, слуга Хакона производил неприятное впечатление, еще более усиливающееся его манерой изъясняться, всячески себя принижая.
— Я слышал... совсем случайно, господин... как ты спрашивал про Войшу.
Острие меча мгновенно уперлось во впалую грудь слуги.
— Говори, где он? — жестко потребовал ярл.
— Недалеко, за городом. Могу показать хоть сейчас. Если господину угодно, я подожду на улице.
— Нет уж, никаких улиц. Потом лови тебя. Жди здесь. И... откуда ты знаешь Войшу?
— От Лейва Копытной Лужи, господин. Компаньона моего бывшего хозяина, Хакона, от которого я сбежал недавно из-за его скупости.
— От Лейва? — Ярл насторожился. — Похоже, ты еще много чего знаешь. Где Лейв?
— Там же, где и Войша. В заброшенной хижине, — они с Хаконом пережидают там смуту.
— А Войша что там делает? — Слуга усмехнулся:
— Что и обычно, мой господин. Он, видишь ли, частенько ублажал Лейва вместо женщины.
— Знаю, — махнул рукой ярл. — Пойдем, по пути я созову своих. Да не вздумай бежать! — Он угрожающе положил руку на эфес меча. Этот меч с богато украшенной рукоятью ярлу, взамен пропавшего, с рунами, недавно подарил Радимир.
— О, я и не помышляю об этом, — ответил слуга, на этот раз почти не солгав. Он действительно не собирался никуда бежать. Пока.
— Вот она. — Слуга указал на низкий густой кустарник, за которым угадывались очертания пастушьей хижины. Трое всадников — Хельги, Ирландец и Никифор — спешились. Лысый же слуга всю дорогу бежал на своих двоих, держась за поводья печенежского коня ярла.
К хижине вела утоптанная тропка. Изнутри не доносилось ни звука.
— Заходим с разных сторон, — вытащив меч, шепнул Хельги и первым ворвался в хижину... Почти сразу же он выглянул наружу: — Заходите. Здесь пусто.
Хижина оказалась пуста, хотя многое — зола в очаге, остатки пищи, грязный, не вытертый стол — говорило о том, что здесь не так давно, быть может каких-то дня два-три назад, были люди.
— Ярл! — Ирландец нагнулся к лавке. — Похоже, там что-то лежит... Вернее — кто-то. — Поддев мечом, он вытащил к очагу... окровавленный изуродованный труп.
— Войша! — мгновенно узнал ярл. Снаружи тревожно заржали кони, — видно, чуяли волка или еще какого-нибудь хищного зверя.
— По твоим словам, ярл, я догадываюсь, чем занимался этот юноша при жизни. — Наклонившись над телом, Никифор положил пальцы на мертвые глаза, опустив веки. — Но это... это страшная смерть. Ты видишь, его пытали.
— Тот, кто сделал это, умрет, — склонил голову ярл. — Быть может, этот парень нехорошо жил, но он здорово помог нам и, похоже, умер, как воин. Да что там творится с лошадьми? Конхобар, посмотри, заодно покличь сюда лысого.
Опустившись на колени, Никифор принялся молиться. Хельги задумчиво посмотрел на крышку стола...
— Сбежал, гад! — ворвался в хижину Ирландец. — И увел с собой всех лошадей.
— То-то они так ржали, — спокойно заметил ярл. — Теперь придется добираться к печенегам пешком... если мы всё же не узнаем ничего и нам придется вернуться. Взгляните-ка! — Он кивнул на стол, на черных досках которого явственно был виден сделанный острым ножом рисунок.
— Откройте пошире дверь... Видите линии?
— Да. — Ирландец подошел ближе, встав так, чтобы не загораживать свет. На столешнице проступали какие-то загогулины, треугольники, кривые линии. — Видно, они обсуждали здесь свой дальнейший путь, — кивнул он. — Лысый слуга говорил, что у его хозяина, Хакона, была такая привычка — рисовать дорогу. Вон, видите, море. Тут река, видно — Итиль, а вот утесы, лес... Еще одна река, и прямо на ней — город. Что это за руны над ним, Никифор?
— Это не руны, это буквы.
— Буквы? И что же они значат? Можешь прочитать?
— Могу. Здесь написано — «Белые стены».
— «Белые стены»... — задумчиво повторил ярл. — Так хазары называют Саркел.
— Саркел? — воскликнул Ирландец. — Так ведь мы именно туда и собирались с караваном купца бен
