— Добрый ты... — улыбнулся Вятша. Порубор вскинул на него глаза и тихонько спросил:
— Это плохо, что добрый?
— Да нет, не плохо. — Вятша пожал плечами. — Только добрых всегда убивают первыми! — убежденно заключил он.
Пройдя лугом — пахучим, розово-клеверным, с пробивающимися кое-где желтыми огоньками ромашек и лютиков, — ребята подошли к роще. Меж деревьями вилась тропинка — заросшая, едва заметная.
Порубор остановился:
— Ты, если хочешь, иди, а я нет. Лучше полежу на лугу, подожду тебя.
— Но почему... А, там же было твое селенье. — Вятша уселся на траву рядом. — Что, все погибли?
Порубор кивнул.
— Один я спасся, да еще ребята малые. Нас всех потом гостям ромейским продали, да я по пути сбег.
— Правильно и сделал, — одобрительно кивнул Вятша. — Ну, я всё-таки схожу, посмотрю... А ты, ежели увидишь, что плывет кто, свистни.
Порубор кивнул и, стащив с себя одежду, аккуратно разложил ее на траве — сушиться, сам же улегся рядом, лицом вниз, и не заметил, как задремал. В чистом голубом небе медленно плыли ослепительно белые облака, припекало солнце, на пахнущем клевером лугу желтели ромашки и лютики. Чья-то юркая тень выскочила вдруг из-за кустов, промелькнула над лугом и так же быстро исчезла, словно ее и не было. Порубор ничего не заметил — спал.
— Хорош сторож, — разлегшись рядом, усмехнулся вернувшийся из рощи Вятша. — Как бы самого не украли. Впрочем, похоже, нам торопиться некуда...
Они провалялись на лугу до полудня. Лишь когда солнце стало палить уж слишком жарко, Порубор открыл глаза. Потянулся, протянул за одеждой руку... Что такое? Отрок вскочил на ноги, осмотрелся — ни рубахи, ни портов нигде не было!
— Чего распрыгался, оса ужалила? — подняв голову, лениво поинтересовался Вятша.
— Какая оса?! Одежку украли!
— Во! Досторожился! Интересно, кому она только понадобилась. Хотя рубаха у тебя красна!
— Да уж, и не дешевая! Не черникой-ягодой крашена, и нитками вышита не простыми. На торгу ногату потянет!
— Да уж прям и ногату!
— Точно тебе говорю.
— Слушай-ка, Поруборе... — Вятша напряженно оглядел окрестности. — Давай-ка спрячемся где. А то сидим тут, чужим на разгляденье.
— Каким еще чужим?
— Таким. Тем, что рубаху твою прибрали. Пошли-ка быстро в рощу, а еще лучше — во-он туда. — Вятша показал рукой на синеющую за холмами дымку. — Там что, лес?
— Лес, — грустно кивнул Порубор. — Как же я теперь, без одежды?
— Чай, не зима, не замерзнешь, — резонно заметил Вятша. — А между прочим, на мне тоже одни порты. Ну, идем, что ли?
— Идем. — Порубор пожал худыми плечами и, еще раз оглянувшись на луг, побрел вслед за новым приятелем. Грустная улыбка его постепенно сменилась веселой.
И в самом деле, пока всё складывалось неплохо. От пожара спаслись, от лихих людей вроде бы тоже. Тепло, в лесу полно съедобных кореньев, да и рыбу в реке запромыслить не сложно, была б только охота. Как выбраться к Киеву — Порубор знал, вообще он все здешние тропки ведал, так что не заплутают. Вот только жаль варягов, хорошие люди. Видно, сгибли, уж узколицый-то — точно. Сгорел в пожарище — лютая смерть, от которой их, Порубора и Вятшу, упасли боги.
Дойдя до рощи, остановились, словно бы нарочно, — это Вятша медлил, незнамо зачем, то палку какую-то себе выламывал, то кору березовую.
— Ушли. — Проводив глазами отроков, выбралась из ивовых зарослей Ладислава, нагая, с распущенными по плечам волосами, с блестящей от пота и влаги кожей, и в самом деле — русалка. — Что с одежкой делать будем?
— Ты похитила, тебе и носить, — улыбнулась Любима. — А этих, волков-недоносков, хорошо бы убить, ежели выпадет такая возможность.
— Зачем убивать? — Ладислава пожала плечами. — Похоже, они знают, куда идти.
— Предлагаешь идти за ними?
— Угу... А как выйдем к людным местам — тут и пригодится рубаха.
— Хорошая рубаха. — Рыжеволосая Речка потрогала пальцами шитье. — Немалых денег стоит...
Странно, но о рубахе же как раз в этот момент говорили и отроки. Вернее, Вятша спрашивал Порубора, зачем тому такая дорогая одежка, чай, ведь не девка он.
Порубор усмехнулся:
— Э, не скажи! Зачем? Сам посуди, лет мне пока не очень-то много, а порубежье древлянское я как пять пальцев своих знаю. То охотничью ватагу сюда сведу, за медведем да зубром, то плотничью артель — за дубом, то рыбаков, то бортников. Иногда, между прочим, серебром платят... Ну, пусть не всегда, но всё же. Да, рыбаки больше рыбой, а бортники медом рассчитываются... Так родичей у меня почитай что нет, один я. И ни серебро, ни мед, ни рыба для меня совсем не лишние. Артельщики меня многие знают, говорят, кто в эти места идти задумал, а я уж потом проводником нанимаюсь. И вот, подумай, кто ж меня наймет, ежели приду в посконной рубахе да в лаптях? Ну и что с того, что места те ведаю, но виду-то во мне никакого! А ведь по одежке встречают. Вот и прикупаю одежку богатую, ночью ходить боюсь — ограбят. Эх, сапоги еще были, зеленые, мягкие, за полгривны купленные, не сапоги — загляденье. Видно, водяной в них теперь ходит или русалки... Точно — русалки. Я одну своими очами видал, пока ты меня тащил волоком.
— Кого-кого ты видел? — насторожился Вятша.
— Русалку. Красавицу-деву с золотыми волосами, нагую... с хвостом.
— С хвостом... Может, русалки у тебя рубаху и стянули?
— А зачем им она?
— Про то не ведаю. Но они ведь, известно, всякую красоту любят.
Незаметно стемнело. С той стороны реки всё еще тянуло дымом пожарища, правда, огня уже видно не было, наверное, выгорел весь лес на участке между ручьем и рекою. Больше гореть там было нечему. В стороне от реки, в дальнем лесном урочище, жгли костер воины Лейва. Палили осторожненько, в специально вырытой ямке, — помнили недавний пожар.
Молодые воины-волки молча ломали притащенный хворост. Рядом, в кустах, высунув язык, валялся опаливший шерсть пес и со страхом смотрел на костер. Две другие собаки не убереглись, сгинули-таки в пламени. Искать князя решено было утром, сейчас всё одно ничего не видно, а до ночи бушевало пламя, и выйти к капищу не было решительно никакой возможности. Правда, поверит ли в это Дирмунд?
Лейв Копытная Лужа хмуро потянулся к огню — на рогатках жарилась дичь: пара рябчиков и тетерев. Рядом с варягом лежал мешок с двумя головами, предназначенными для князя. Третий отрок, обреченный на смерть, то ли в пожаре сгинул, то ли утоп в болотине. Лейв считал, что уж с этим князь Дирмунд не будет особо-то разбираться. Забот и так хватало — нужно было искать место для нового острога, желательно поглубже в лесах. Потом снова искать отроков да девок, — похоже, те девки сгорели в остроге, жаль, так их никто и не попробовал. Зазря пропали девки! А вот еще интересно, куда делся Истома? Ну, Ильман Карась, ясно, — ускакал вместе с князем в капище, а вот Истома? Вроде бы поначалу держался вместе со всеми, потом как-то незаметно отстал. Зачем? Истома никогда ничего не делал зря...
Откусив от рябчика изрядный кусок, Лейв чуть не подавился им — уж больно тот велик оказался, — закашлялся, побагровел даже. Выплюнув мясо, подумал вдруг — а не происки ли это князя? С него станется, вполне! Поежившись, Копытная Лужа исподлобья оглядел воинов — не заметили ли, как ему страшно? Вроде нет, никто не смотрел в его сторону. Кто-то из воинов нюхал воздух, широко раздувая ноздри. Со стороны реки — хоть ветер и дул не оттуда — по-прежнему ощутимо тянуло гарью. А ведь на самом-то деле
