какое время и как нужно стричь овец и где, на каких лугах более сочные травы — туда и велеть отвести коров. Ведала и чем отличается куна от ногаты, тем же, чем и обычный серебряный дирхем от «тяжелого», умела и прясть, и вести хозяйство, и торговать. И защищаться, если б на то пошло, тоже умела — метко била из лука. Ничего не скажешь, Хельги-ярл мог быть спокоен за свой тыл. К тому же жене ладожского князя пришлось научиться теперь разбираться в политике. Кто есть кто в самой Ладоге, в окрестных землях, в Новгороде, сколько коровьих шкур должен отдать дальний староста Келагаст, и сколько — ближние, кого надо принять в любое время дня и ночи, а кто может и подождать… Целая наука. Хорошо хоть, в случае чего были под рукой надежные люди — тот же тиун Найден с молодою женой Маленой или Снорри — нет, тот хоть и предан, да слишком прост. Ирландец… Вот уж о ком Сельме вспоминать не хотелось — так и не смогла забыть давних трений, хоть вроде и сильно изменился с той поры Конхобар. Все равно неприятно было его видеть, особенно когда рядом не было Хельги… Да, скоро лето, и опять не будет мужа. Как он там, в дальних походах? Не грустит ли, не мучается, помнит ли о ней? Любит ли чужих женщин? Да, наверное, как и все… Лишь бы не забывал. Сельма вздохнула. И вздрогнула вдруг, увидав подъезжающего к воротам Ирландца. Вот уж, накликала, видно… Спешившись, Конхобар постучал в ворота. Бросился из будки челядин — молодой расторопный парень, — распахнул створку, поклонясь, взял под уздцы лошадь. Потемневший от дождя зеленый плащ Ирландца мелькнул у крыльца. Сельма встретила гостя в нижней светлице:
— Проходи, господин.
Конхобар поклонился, сбросил плащ на руки подбежавшему слуге, уселся на лавку, забарабанил пальцами по столу:
— По здорову ли ярл?
— По здорову, — коротко отозвалась Сельма. — Только нет его, ушел с Акинфием-зодчим осматривать стены.
— Что ж они — в дождь-то?
— Вышли — еще солнце было. Ты подожди, может, сейчас и вернутся.
— Подожду. — Кивнув, Ирландец поднял серебряный кубок, испил предложенного хозяйкой меда. Похвалил, вытерев узенькую бородку:
— Добрый напиток. Найден-тиун не приходил ли?
— Нет, и его не было, — покачала головой Сельма. — А что, должен был зайти?
— И не один, — скупо улыбнулся Ирландец.
Он так и не дождался ярла. Просидел до темноты, выпил еще пару кубков, потом поклонился, ушел. Уже на улице, недалеко от хором Торольва Ногаты, встретил тиуна Найдена. Лохматый, вымокший, грязный, тот нахлестывал лошадь и, не заметив Ирландца, обрызгал его водицей из лужи.
— Эй, постой, господине! — окликнул тот тиуна. Найден обернулся, придержал лошадь:
— Князь у себя ли?
— Нет его, не вернулся еще со стен.
— Жаль… — Тиун закусил губу. — Я ведь к нему еду.
— Вижу, узнал что-то важное?
— Да… Помнишь, я говорил про ловчих? Так вот, вернулся с охоты тот, кто остался еще не допрошенным…
— Ну-ка, ну-ка… — Крайне заинтересованный Ирландец подъехал ближе. — Завернем-ка на мою усадьбу, нечего тут орать на весь город.
— Вот и славно, — улыбнулся Найден. — Заодно и посушимся. Давненько не бывал у тебя, господине!
Конхобар хмыкнул и поворотил лошадь.
Найден вернулся с дальних лесных земель не один — с девицей Маленой. Свадьбы не играли, просто стали жить вместе, поселившись в избе скрывшегося неизвестно куда Борича. Ох, как хотел с ним посчитаться Найден за все унижения Малены! Вовремя сбежал Огнищанин, вовремя. Интересно, как догадался? Или предупредил кто? Загадка эта никак не давала покоя молодому тиуну, он даже подсылал своего человечка в корчму Ермила Кобылы, не без оснований считавшуюся самым злачным местом в городе. И все без толку! Так и не проговорился Ермил, а допросить его с пристрастием не давал Ирландец, плотно окруживший корчмаря своими соглядатаями и неизвестно чего выжидавший.
Пройдя по просторному двору Ирландца, вошли в дом. Молодая служанка только что затопила в горнице печь, было душно.
— Может, дверь приоткроем? — отдуваясь, предложил Найден.
Конхобар отрицательно покачал головой и предложил подняться в светлицу.
— И у стен бывают уши, — шепотом пояснил он.
В светлице было прохладно, из открытого окна тянуло свежестью и дождевой хмарью.
— Ну? — Усевшись за стол, Конхобар пристально взглянул на гостя. — Рассказывай!
— Да нечего особо рассказывать, — пожал плечами Найден. — Одни домыслы… Ловчий видел кое-что… Будто бы на Рюрика-князя набросился… ты не поверишь… летающий змей!
— Змей? — переспросив, вздрогнул Ирландец. — Он точно его видел?
— Да нет, мельком…
— И ярл говорил что-то о змеях, — тихо произнес Конхобар. — Правда, давно… Эта новость его явно заинтересует, Найден.
— Если ловчий не врет.
— Врет? Если бы врал, мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное, нежели змей зимой. Да еще летучий. — Ирландец рассмеялся.
Сельма едва заснула в эту ночь — да и то все снились кошмары: окровавленные мечи, буря, рваные полосатые паруса драккаров, нож, летящий прямо ей в сердце.
— О боги! — Вся в поту, Сельма села на ложе. Вернувшийся ближе к ночи супруг похрапывал рядом.
— Хельги, — тихонько позвала женщина. Ярл открыл глаза.
— Мне страшно!
— Да?
— И снятся странные сны… какие-то окровавленные мечи, ладьи с разорванными парусами, кинжалы. Может, позвать завтра толкователей снов?
— Что ж, позови, если хочешь… Скоро я покину тебя.
— Я знаю. Опять поход. Куда на этот раз?
— В Миклагард, град древнего императора Константина.
— А как же полюдье?
— Придется послать верных людей. Новгородская дружина, бояре, купцы — всем нужен Миклагард!
— Новгородцы? При чем здесь они? Или…
— Вот именно, милая! Ты скоро станешь великой княгиней Севера.
— Мне все равно страшно, мой ярл. Тем более после твоих слов. Думаю, путь к власти не прост, хоть ты и родич погибшему Рюрику. Тебе будут мешать.
— Да… я боюсь за тебя и детей. Вам нужно быть осторожней.
— Будем, милый…
Сельма крепко прижалась к мужу — нагая, молодая, белокожая, с глазами, как воды далеких фьордов. Хельги ласково погладил ее по спине. Выгнувшись, словно кошка, женщина тихо застонала.
— Я так ждала тебя, — зашептала она, крепко обнимая ярла…
Молодой парень в крашенном черникой плаще сошел рано утром с небольшой ладьи новгородского купца Словуна, первой из числа кораблей, что закачаются скоро у причалов Ладоги. По низкому берегу стелился от Волхова густой белый туман, так что не было видно другого берега, лишь смутно угадывались покрытые лесом сопки. Поправив плащ, парень направился к городским воротам, еще закрытым ввиду раннего времени; поглядывая на мощные стены, смешался там с толпой приехавших на торг смердов. Мужики, усевшись на молодую травку, перекусывали лепешками с рыбой. Поздоровавшись, подсел к ним и
