разноцветных перьев, выбрался из носилок. Уселся в подставленное кресло — ну прямо Наполеон Бонапарт на барабане. Махнул кому-то рукой…
С десяток воинов отделились от основного отряда и под бой небольших барабанов торжественно направились к воротам посада.
— Наш командир, великий окамбеча Кучунцин, любимец бога Огня Курикавери и богини Солнца Куе- равапери, милостиво предлагает вам сдаться и не портить себе жизнь ненужным сопротивлением, ибо войско наше многочисленно, а воинский талант великого Кучунцина гремит по всей земле, от северных стран Желтого Бога до южных Черных Богов и от Красных Богов востока до Белого Бога запада. Наш милостивый окамбеча Кучунцин согласен принять ваши поклоны. Пока согласен.
Выслушав перевод, Олег Иваныч пожал плечами. — Скажите, пусть передадут своему полковнику — адмирал-воевода желает встретиться лично. Переговорить. Желательно здесь же, можно даже у той скалы.
Выслушав ответ с каменными лицами, воины молча повернулись и ушли под бой барабанов.
— Это тараски, — шепнул адмиралу Григорий. — Многие узнали их раскраску и шлемы.
— Какие еще тараски? Что-то про таких не слышал.
— Они называют себя — пупереча.
— Ага… Что-то припоминаю. Кажется, купцы мне про них рассказывали.
Между тем за стенами посада вновь раздался бой барабанов. Вернулись прежние переговорщики с ответом. Великий окамбеча Кучунцин великодушно согласился на встречу у красной скалы.
— Что ж, пойдем. — Олег Иваныч потер руки и, прихватив с собой полтора десятка аркебузиров и Гришу, отправился на переговоры. Он чуть задержался, дожидаясь, когда закроют ворота, махнул рукой старшему пушкарю Прохору. Тот чуть поклонился и приложил руку к сердцу.
— Ну, будем надеяться на лучшее, верно, Гриша?
— Ох, верно, Олег Иваныч. Только я бы не очень-то доверял этим раскрашенным демонам.
— А мы им и не доверяем, — успокоил адмирал-воевода.
— Чего ж тогда идем?
— Сам увидишь. От скалы только встанем подальше.
Великий окамбеча, любимец бога Курикавери и богини Куеравапери, Кучунцин — «полковник», как его сразу прозвал Олег Иваныч — принял гостей, не вставая с носилок, с маской холодного равнодушия на лице. Дескать, ходят тут всякие, нет, чтобы сразу сдаться, не тянуть зря время. Поди, подарки принесли, сейчас разные послабления выпрашивать будут. Кучунцин улыбнулся — молодой, лет тридцати, цветущий мужчина, вальяжный, красивый, с тонким смуглым лицом и спускающимися на плечи черными волосами, украшенными золотой диадемой. Кто-то из воинов с поклоном передал ему раскуренную трубку. Сделав затяжку, Кучунцин недовольно взглянул на новомихайловцев и что-то буркнул сквозь зубы.
— Падайте на колени перед милостивым окамбе-ча! — с акцентом прошамкал грязный, неизвестно откуда взявшийся старик.
— Да щас! — усмехнулся Олег Иваныч. — Впрочем… — Он повернулся к аркебузирам с тлеющими фитилями. — Просят — упадите. Только на одно колено, да насыпьте на затравочные полки порох. Стрелять — только по моему приказу.
Аркебузиры так и сделали, звякнув байданами. Уперли ружья прикладами в землю, ждали. Олег Иваныч обернулся, ища глазами старика.
— Эй, старче! Русский знаешь — подойди ближе, будешь переводить.
Грязный старик посмотрел на «полковника» — окамбеча. Тот презрительно кивнул.
— А мы пока присядем — в ногах правды нет.
С этими словами Олег Иваныч поклонился Кучунцину и уселся рядом с ним на носилки. От подобной неслыханной наглости окамбеча на миг растерялся, даже выронил трубку. Олег Иваныч ловко подхватил ее, затянулся, закашлялся:
— Курил как-то в детстве «Астру», так и та лучше была, чем эта дрянь! Плохой у тебя табачок, полковник.
Пришедший в себя любимец богов что-то яростно прокричал и попытался встать с носилок, да Олег Иваныч не пустил:
— Сиди, сиди, друг, иначе я в один миг уничтожу все твое войско и тебя, родного. Эй, дед! Ты переводи, не филонь. Полковник, отгони своих воинов. Особенно тех, со стрелами. Отгоняй, отгоняй, не обижу. Видишь, у меня и оружия-то нет.
— Я сделаю из твоей кожи плащ, — проскрипел Кучунцин, приказав воинам удалиться. Он вовсе не хотел показаться трусом.
— Это ты всегда успеешь, если получится, — выслушав перевод старика, усмехнулся адмирал- воевода. — Видишь эту скалу? Она мне очень не нравится. Хочешь, я ее уничтожу в единый миг?
Кучунцин презрительно пожал плечами. Что плетет здесь этот чужак? А сам-то он, любимец богов Кучунцин, сидит уши развесив, словно больше заняться нечем! Нет, хватит уже терпеть это нахальство. Видят боги, он и так слишком милостив к чужакам.
— Ну, так как насчет скалы? Уничтожить? — не отставал проклятый чужеземец. — Тогда смотри…
Адмирал-воевода поднялся на ноги, высоко подняв руку в блестящей латной перчатке. Резко махнул ею — в перчатке отразилось солнце.
В тот же миг воротная башня окуталась пороховым облаком. Раздался ужасный грохот, словно раскатистый гром прокатился по небу. В ужасе попадали на колени воины-пупереча. Даже сам любимец богов великий окамбеча Кучунцин вздрогнул, прикрыл на миг глаза. А когда открыл — верхушка скалы вместе с росшей на ней сосной была срезана, точно ножом.
— Видал, господин полковник? — усмехнулся Олег Иваныч, жестом подзывая аркебузира. — Дай-ка ружьишко… Эй, полковник. Ты чего побледнел-то? Мне еще во-он то дерево не нравится. Метну-ка в него молнию.
Олег Иваныч тщательно прицелился и плавно потянул спусковую скобу. Вделанный в курок тлеющий конец фитиля уперся в затравочную полку. Небольшая вспышка… И грохот! Не такой, конечно, как от орудия «Серебряный Змей», но тоже весьма впечатляющий ввиду близкого расстояния.
— Вы — посланцы западного Белого Бога, бога вечерней звезды, покровителя ветра, — благоговейно прошептал Кучунцин.
Бедные наивные тараски! Они никогда раньше не сталкивались с жителями Ново-Михайловского посада, лишь только слыхали о них от отоми. Олег Иваныч был хорошо осведомлен об этом, потому и вел себя, мягко говоря, не вполне адекватно. Главное было — поразить. А уж потом — договариваться.
— А теперь послушай меня, полковник. — Олег Иваныч обернулся в поисках старика-переводчика. Где там! Его уж давно и след простыл. Оглушенные воины пупереча пошатываясь от пережитого ужаса медленно поднимались на ноги.
— Гриша, кто у нас местные языки знает?
— Да вон, те двое. — Григорий кивнул на двух молодых аркебузиров — уроженцев посада. — Здесь росли. Поди, должны знать.
— Маленько мерекаем, — кивнул один из парней. — Не знаю только, поймет ли этот черт?
— Скажи — приглашаем в гости.
Парень проговорил что-то на языке отоми. Кучунцин закивал — видимо, понял.
— На кой они нам сдались, Олег Иваныч, — зашептал Гришаня. — Пускай себе уматывают, откуда пришли. Да другим расскажут, чтоб неповадно было
— Нет, не прав ты, Гриша, — покачал головой адмирал-воевода. — Сам посуди, кто у нас в Ново- Михайловском лучший канонир?
— Индеец Прохор Киотль.
— Верно. А ведь лет двадцать назад и Прохор бы при первом выстреле наземь кинулся, богов своих призывая. Чуешь, про что я?
Гриша задумчиво кивнул:
— Через лет пять-десять — и у этих пушки появятся. И пушкари — не хуже наших. Тогда — конец. А ведь появятся — посад-то от купцов, мастеров да прочих бродячих людей не закроешь, да и не нужно то — взаперти долго не высидишь.
