Позже начальник штаба 11-й армии генерал фон Манштейн направил послание членам офицерского корпуса, где говорил, что «присутствие офицеров на казнях лиц еврейской национальности позорит офицерскую честь». Похоже, логика германского милитаризма была крайне избирательной. Начальник штаба 11-й армии, вторгшейся в Крым, не допускал и мысли о том, что немецкие солдаты уже запятнали свою честь поддержкой режима, ответственного за самые гнусные преступления.
Впрочем, кое-кто пытался остановить зверства, правда, безуспешно. Так, 20 августа капеллан 295-й пехотной дивизии сообщил начальнику штаба подполковнику Гельмуту Гросскурту, что в местечке Белая Церковь содержатся в ужасных условиях девяносто еврейских детей в возрасте от одного года до семи лет, которых должны были расстрелять вслед за родителями. Сын пастора и убежденный противник нацистов, Гросскурт был как раз тем офицером абвера, который весной 1941 года тайно передал Ульриху фон Хасселю содержание незаконных приказов, изданных в дополнение к плану «Барбаросса». Гросскурт немедленно вызвал к себе командира местной зондеркоманды и приказал отменить казнь. Затем он связался со штабом 6-й армии, хотя командир спецподразделения, штандартенфюрер Блобель предупредил его, что доложит рейхсфюреру СС Гиммлеру о вмешательстве в дела его ведомства. Фельдмаршал фон Рейхенау поддержал Блобеля, и девяносто малышей были расстреляны на следующий вечер. Акцию совершили украинские полицаи, так как начальство решило «поберечь чувства» немецких солдат.
Гросскурт направил в штаб-квартиру группы армий «Юг» подробный рапорт о случившемся. Потрясенный и разгневанный, он писал своей жене: «Мы не можем победить в этой войне, и нам не должны позволить в ней победить!» При первой же возможности он отправился в отпуск в Париж, повидаться с фельдмаршалом фон Вицлебеном, одним из руководителей антигитлеровского заговора.
«Избиение младенцев» в Белой Церкви очень скоро померкло перед фактами значительно больших зверств, совершенных немцами. Вскоре после захвата Киева в последующие дни сентября солдаты из зондеркоманды-4а и два батальона полиции расстреляли на окраине города во рвах Бабьего Яра 33 771 еврея. Эта «перекрестная акция» вновь была проведена в зоне ответственности 6-й армии. Рейхенау и главные офицеры его штаба, прибывшие в Киев на совещание, запланированное комендантом города на 27 сентября 1941 года, конечно, знали об участи этих людей. Хотя солдатам, помогавшим сгонять евреев в гетто, спешно образованное в украинской столице, говорили, что проводится «эвакуация». Советские евреи вряд ли представляли, что их ожидает. Они ничего или крайне мало знали об антисемитизме нацистов, поскольку после заключения пакта Молотов – Риббентроп в советской печати не публиковались критические материалы о национал-социализме. Плакаты, расклеенные по городу, содержали приказ коменданта, в котором тоже скрывалась правда:
«Следует брать с собой только документы, удостоверяющие личность, деньги, драгоценности, а также теплые вещи». Палачи из зондеркоманды, ожидавшие захватить 5–6 тысяч евреев, были просто поражены, когда им в лапы попали более 30 000 человек.
Печально знаменитый приказ фельдмаршала Рейхенау по 6-й армии от 10 октября 1941 года, поддержанный также Рундштедтом, совершенно недвусмысленно показывает, что вермахт несет свою долю ответственности за зверства против гражданского населения на Украине.
«На восточном театре военных действий, – говорилось в этом приказе, – солдаты не просто люди, которые сражаются в соответствии с законами войны. Здесь они также безжалостные представители новой национальной идеи и мстители за все грязные преступления, совершенные против немецкого народа. Поэтому солдаты обязаны полностью осознавать необходимость жестоких, но справедливых мер, применяемых против еврейских недочеловеков. Солдаты обязаны раз и навсегда освободить народ Германии от иудо-азиатской угрозы».
Сожжения целых деревень и расстрелы не закончились после смерти Рейхенау и прибытия в армию Паулюса. Так, например, 29 января 1942 года, через три недели после того как новый командующий 6-й армией вступил в свою должность, неподалеку от Харькова была сожжена дотла деревня Комсомольск, состоявшая из 150 домов. Во время этой акции 8 жителей были расстреляны, а еще двое детей, от страха, видимо, спрятавшихся в доме, сгорели заживо.
После девяти лет антиславянской и антисемитской пропаганды немецкие солдаты были обречены плохо обращаться с гражданским населением, даже если некоторые из них временами и поступали не в соответствии с нацистскими идеалами. Война, по своей природе, порождала такие эмоции, которые были одновременно и примитивными, и сложными. Иногда солдаты, даже получив приказ, отказывались принимать участие в казнях, но чаще естественная жалость к мирным жителям оборачивалась безотчетным гневом и раздражением, корни которого лежали в чувстве того, что женщинам и детям вообще не место в зоне боевых действий.
Офицеры же пытались по возможности избегать моральных исканий и каких-либо сомнений. Вместо этого они сосредоточились на необходимости укрепления военного порядка и дисциплины. Однако те, кто еще сохранял веру в соблюдение «правил войны», приходили в ужас от поведения солдат. К сожалению, инструкции с призывом соблюдать законность давали очень слабый эффект. «Допросы и расследования должны заканчиваться освобождением пленного либо заключением его в концлагерь, – указывалось в приказе по 371-й пехотной дивизии. – Никого нельзя казнить без соответствующего приказа старшего офицера».
Командиров также приводили в отчаяние масштабы грабежей, учиняемых солдатами. Только немногие покупали продукты и другие товары у местных жителей за деньги, большинство предпочитало отбирать все необходимое. Происходило это главным образом еще и потому, что германское правительство установило солдатам крайне скудные рационы питания. «Солдаты опустошают огороды и вообще берут все, что под руку попадется, – писал в своем дневнике летом 1942 года один офицер из 384-й дивизии во время наступления на Сталинград. – Забирают даже домашнюю утварь – стулья, горшки, кастрюли. Это просто скандал! Против этого выпускаются суровые приказы, но едва ли обычный солдат станет себя слишком сдерживать. Часто его заставляет так поступать элементарное чувство голода». Это было особенно серьезно для страны с таким климатом, как Россия. Лишение продовольственных запасов с приходом зимы обрекало на голодную смерть гражданское население.
Нацистская доктрина «расовой» войны на Восточном фронте находилась в противоречии с нормами международного права. И ужасная правда состояла в том, что, поддерживая ее или, по крайней мере, терпимо относясь к ней, многие офицеры едва ли осознавали, что тем самым армия была обречена превратиться в преступную организацию. Нежелание генералов протестовать против человеконенавистнических приказов нацистской верхушки только лишний раз демонстрировало полное отсутствие у них чувства офицерской чести или гражданской ответственности. Если угодно, это явление можно назвать «моральной трусостью». И чисто человеческая храбрость тогда вовсе не требовалась, ибо на ранних стадиях русской кампании 1941 года нацисты вряд ли осмелились бы применить к старшим офицерам более суровую меру, чем отстранение от должности.
Умение Гитлера манипулировать своими генералами было просто сверхъестественным. Хотя большинство генералов в 6-й армии не были убежденными нацистами, они тем не менее сохраняли лояльность к фюреру или старались казаться лояльными. Например, письмо, написанное 20 апреля, обязательно содержало поздравления «с днем рождения фюрера», а открытки подписывались фразой:
