фронта с участка на участок, демонстрируя противнику «боевую мощь». Адъютант фюрера Николаус фон Белов позднее утверждал, что Гитлера неверно информировали о количестве боеспособных танков в этой дивизии. Но даже если это и так, Гитлер сам виноват в том, что штабисты не осмелились сообщить ему истинное положение вещей.
Южнее Сталинграда единственным резервом немцев, который мог бы оказать помощь 3-й румынской армии, была 29-я моторизованная пехотная дивизия. Но 10 ноября командир дивизии получил приказ быстро двигаться в расположение 3-й румынской армии в район Перелазовского. Поселок Перелазовский был центром сосредоточения 48-го танкового корпуса. Несмотря на все предупреждения генерала Гота, немецкое командование не восприняло всерьез угрозу, нависшую над южным флангом.
Неустойчивая погода в первой половине ноября сильно затрудняла передвижения советских войск. Сильные морозы вдруг сменялись ледяным дождем, что, конечно, не способствовало быстрому продвижению вперед. К тому же многие русские части готовились к операции «Уран» в спешке, не были обеспечены зимней одеждой. Катастрофически не хватало рукавиц, шапок и даже портянок.
7 ноября, когда 81-я кавалерийская дивизия из 4-го кавалерийского корпуса пересекала калмыцкую степь южнее Сталинграда, четырнадцать человек, в основном узбеки и туркмены, у которых не было зимней одежды, умерли от переохлаждения. Хотя в этом случае диагноз «безответственность командиров» был бы точнее. Офицеры ехали впереди и не видели того, что происходит у них за спиной, пока продрогшие солдаты не попадали с лошадей. Бойцов положили на телеги, где они и замерзли до смерти. Животные тоже не выдерживали жуткого холода. Только в одном эскадроне за сутки погибло 35 лошадей.
Некоторые солдаты пытались увильнуть от предстоящих боев. В 93-й дивизии было отмечено семь случаев самострела и два – дезертирства. В Москву начальнику Главного политического управления Красной Армии Щербакову отправилась докладная: «Попытки предательства участились». Показателен такой факт: один член партии, стоя в карауле, прострелил себе левую руку. Что уж говорить о простых бойцах.
В Кремле царила нервозная обстановка. Жуков доложил Сталину, что начало операции «Уран» придется отложить на десять дней, до 19 ноября. Трудности с транспортом, нехватка тяжелых грузовиков не позволили в срок обеспечить ударные формирования горючим и боеприпасами. Сталин начал опасаться, что немцы узнают о готовящемся наступлении и примут надлежащие меры. Но другого выхода не было, и операцию пришлось перенести, Сталин приказал ежедневно докладывать в Ставку обо всех изменениях в расположении 6-й армии немцев и перемещениях противника. В целом советский лидер был уверен в успехе предстоящей операции. Сталин чувствовал, что на этот раз он наконец-то сможет взять реванш.
13 ноября Жуков и Василевский прилетели в Москву для доклада Сталину. Позже Жуков вспоминал: «Сталин, можно сказать, был доволен. Он не спеша попыхивал трубкой, поглаживал усы и выслушал нас не перебивая».
Накануне Сталинградской битвы разведка Красной Армии, проанализировав все сведения, сработала очень успешно. Своими достижениями разведчики как бы компенсировали все провалы и ошибки, допущенные ранее. Впрочем, многие огрехи были вызваны недоверием Сталина ко всякого рода точной информации. Особенно подозрительно он относился к разведданным[8].
Большая часть сведений добывалась путем захвата «языков», разведки боем и авиаразведки. Работа разведчиков в эфире тоже позволяла получать данные о противнике. Особенно хорошо разведка была поставлена в артиллерийских частях. Ракетчики поставляли генералу Воронову ценнейшую информацию о сосредоточении противника на важных участках фронта. Между тем саперы разведывали проходы в минных полях, установленных немцами. Главной проблемой тут был морозный туман, о котором и фон Рихтгофен вспоминал с таким раздражением.
12 ноября был первый сильный снегопад. Разведчики решили извлечь из этого выгоду. Надев белые маскхалаты, они группами уходили в ночную тьму. Главной задачей было заполучить «языков» и выудить из них сведения о силах противника и новых частях, находящихся в районах предстоящего наступления. Разведгруппе 173-й стрелковой дивизии сразу же повезло. Красноармейцам удалось захватить немцев, которые были заняты на строительстве бетонного бункера. Другие пленные подтвердили, что строительство бункеров идет по всему фронту, но новых формирований не прибывало. В расположении 3-ей румынской армии разведчики выяснили, что командование отправило все необходимое для строительства бункеров в тыл, где планировалось соорудить надежное убежище для штаба армии, и материалов для укрепления фронтовой линии не осталось. То есть противник явно предполагал возможность наступления на этом участке фронта, но, конечно, не знал точно, где оно должно начаться и когда.
В те дни Кремль особенно нуждался в точных сведениях о моральном состоянии бойцов 6-й армии Паулюса. С начала Сталинградской битвы не было захвачено ни одного немецкого полкового штаба. Кроме слезливых писем и приказов незначительного содержания, разведка ничем не располагала. Наконец 9 ноября генерал-майор Ратов получил документы, захваченные в расположении 384-й пехотной дивизии. Бумаги представляли собой личную и деловую переписки солдат и офицеров саксонских и австрийских полков. Ратов сразу понял – это то, чего они так долго ждали. Копии переводов были немедленно отправлены Сталину, Берии, Молотову, Маленкову, Ворошилову, Василевскому, Жукову и Александрову, начальнику отдела пропаганды и агитации. Ратов не сомневался:
Сталина очень порадует содержание этих документов. Любопытно, что люди, писавшие эти письма, так и не побывали в воюющем Сталинграде. Вот что, например, писал генерал Габленц командирам 384-й пехотной дивизии: «Я знаю, каково состояние дел в дивизии. Мне известно, что сил уже не осталось. Постараюсь сделать все возможное, чтобы улучшить положение наших бойцов. Идет жестокая битва, и с каждым днем будет все тяжелее и тяжелее. Изменить ситуацию к лучшему невозможно. Но вялость большинства солдат может быть преодолена активностью руководства. Командирам следует быть строже. В моем приказе №187-42 от 3 сентября 1942 года есть пункт о привлечении дезертиров к строжайшей ответственности. Их должен судить военный трибунал. Солдат, заснувший на боевом посту, заслуживает расстрела на месте. Пора начать жить по законам военного времени. За неповиновение приказу – смерть. Офицеры должны предупредить своих солдат, что эту зиму мы проведем в России. О доме лучше на время забыть».
Советские механизированные формирования, надежно замаскированные за линией фронта, покинули свои укрытия и двинулись на позиции, с которых должны были начать атаку. Дымовые завесы скрывали их переправу через Дон, а позади линии фронта громкоговорители передавали музыку, чтобы скрыть шум моторов.
На трех фронтах Сталинградской оси было сосредоточено и готово к наступлению более миллиона солдат. Начальник медицинской службы генерал Смирнов подготовил к приему раненых 119 полевых госпиталей. 62 тысячи коек ждали своих пациентов. Все указания были отданы за три часа до атаки. Части Красной Армии получили задание как можно глубже проникнуть в расположение противника. Об окружении пока не говорилось. Бойцы были возбуждены. Они понимали, что немцы не ожидают нападения. Техника была проверена и перепроверена. Танкисты слушали работу двигателей своих машин, как врачи вслушиваются в стук сердца. Времени на бытовые нужды – стирка, бритье, письма – совсем не осталось. Об отдыхе не могло быть и речи, сама атмосфера была напоена ожиданием битвы.
