Паулюс, безусловно, не годился на роль полевого командира крупного армейского соединения. Операция не была тщательно спланирована, подготовлена, а главное, одобрена верховным командованием, поэтому он не мог решиться на прорыв. Ни он, ни Шмидт так и не поняли, что в данном случае фактор времени является решающим. Необходимо было как можно скорее создать мобильные ударные группировки, которые могли бы прорвать кольцо окружения, пока оно еще не замкнулось наглухо. Ничего подобного сделано не было. В итоге Красная Армия укрепилась на завоеванных позициях, и уже любой фактор, в том числе погодные условия, начал работать по возрастающей против 6-й армии.
Много времени было потеряно на организацию отступления танковых полков через Дон. Получив известие о потере Калача, Паулюс должен был немедленно приказать командиру 11-го армейского корпуса Штрекеру и командиру 14-го танкового корпуса Хубе отступить к восточному берегу для воссоединения с остальной армией. Однако соответствующие приказы были отданы только к полудню.
В тот же день, в два часа пополудни, Паулюс и Шмидт возвратились в свой штаб в Гумраке. Паулюс прихватил с собой изрядное количество хорошего красного вина и шампанского. Любопытный набор для человека, не собирающегося долго засиживаться на одном месте. Прибыв в штаб, Паулюс первым делом связался с командующими корпусами. Он хотел знать их мнение относительно последнего приказа Гитлера, предписывающего 5-й армии воздвигнуть проволочные ограждения, занять круговую оборону и ждать дальнейших приказаний. «Все поддержали наше мнение, – записал позднее Шмидт в своем дневнике. – Командиры тоже считают, что нам необходим прорыв в южном направлении». Больше всех за выступление ратовал генерал фон Зейдлиц, чей командный пункт находился всего в сотне метров от штаба Паулюса.
Донесение Паулюса, отправленное в семь часов вечера, начиналось словами: «Армия окружена», хотя в это время кольцо еще не замкнулось окончательно. Самым скверным было то, что Паулюс не имел четкого плана действий. Он просил только предоставить ему свободу в принятии решений на случай, если создать оборону на южном фланге окажется невозможно.
В начале одиннадцатого Паулюс получил от фюрера радиограмму: «6-я армия временно окружена русскими войсками. Я знаю 6-ю армию и ее командующего и не сомневаюсь, что в трудной ситуации мои верные солдаты проявят чудеса храбрости. Вы должны знать, что я сделаю все возможное, чтобы вызволить вас из беды. Ожидайте дальнейших указаний, которые поступят в свое время. Адольф Гитлер». Несмотря на столь категоричное послание, Паулюс и Шмидт посчитали, что фюрер скоро изменит свое решение, и на свой страх и риск начали подготовку прорыва в юго-западном направлении.
Примерно в это же время Гитлер вместе с Кейтелем выехал специальным поездом в Лейпциг. Оттуда он намеревался отправиться в Растенбург. Каждый час Гитлер останавливал поезд, чтобы связаться с Цейтцлером. Он опасался, что последний даст Паулюсу разрешение отступить. Во время одного из разговоров фюрер вдруг сказал:
«Мы нашли выход». Однако Гитлер умолчал о недавнем разговоре с генералом Гансом Йешоннеком, начальником штаба Люфтваффе, который, несмотря на предостережения Рихтгофена, заверил своего фюрера в том, что для снабжения 6-й армии можно будет установить воздушный мост, пусть хотя бы временный.
Узнав о решении Гитлера, Геринг немедленно вызвал к себе командиров транспортной авиации и сообщил им о необходимости переброски пятисот тонн грузов ежедневно. (Потребности 6-й армии составляли семьсот тонн на каждый день, но эта цифра была проигнорирована.) Авиаторы заявили, что могут перевозить только триста пятьдесят тонн грузов и то крайне короткое время. Тем не менее Геринг, в порыве преданности, по-мальчишески безответственно обещал Гитлеру, что 6-ю армию в ее нынешнем положении можно будет снабдить всем необходимым по воздуху. Хотя даже без учета плохих погодных условий, изношенности самолетов и противодействия авиации противника, это обещание совершенно невозможно было выполнить.
Рано утром 24 ноября в штаб Паулюса прибыл очередной приказ. В нем Гитлер со всей ясностью и категоричностью устанавливал границы того, что отныне стало именоваться «Сталинградской крепостью». Фронт по берегу Волги предписывалось удерживать во что бы то ни стало. Все генералы, так или иначе причастные к решению судьбы 6-й армии, были потрясены. Своевольная рука фюрера перечеркнула последние надежды на спасение армии.
Разговаривая с Гитлером накануне, Цейтцлер было решил, что фюрер наконец-то начал внимать голосу разума, однако его последний приказ доказал, что это далеко не так. Гитлер по-прежнему ни во что не ставил мнение своих генералов. Рихтгофен даже написал в своем дневнике, что генералы вермахта превратились в высокооплачиваемых сержантов.
Гитлером овладела навязчивая идея, что отступление 6-й армии от Сталинграда ознаменует собой окончательный уход немецких войск с берегов Волги. Он понимал, что в истории Третьего рейха настал кульминационный момент. Кроме того, на кон была поставлена его собственная гордость.
Роковое стечение обстоятельств отдавало уже горькой иронией. Как раз накануне выхода в свет приказа Гитлера стоять до конца, командующий 51-м армейским корпусом генерал фон Зейдлиц задумал в одиночку повлиять на события. Он посчитал полным безрассудством то, что армия, имеющая в своем составе 22 дивизии, заняла круговую оборону, лишив себя выгод свободного маневра. Зейдлиц не поленился составить для штаба 6-й армии пространный меморандум на эту тему. Решающее значение он придавал вопросу снабжения и рекомендовал забыть о фатальном приказе Гитлера перейти к обороне.
Вечером 23 ноября Зейдлиц приказал 60-й моторизованной пехотной дивизии и 94-й пехотной дивизии сжечь свои склады, взорвать укрепления, а затем покинуть позиции в северной части Сталинграда. Квартирмейстер 94-й пехотной дивизии писал: «В тысячи наспех разложенных костров мы швыряли шинели, униформу, ботинки, документы, карты, пишущие машинки и съестные припасы. Генерал сжег свое имущество сам». Части Красной Армии, привлеченные грохотом взрывов и огнем костров, напали на уже ослабленную дивизию в открытом поле, когда та вышла из Спартановки. Потери с немецкой стороны составили три тысячи человек. Огромный ущерб был причинен и соседней 389-й пехотной дивизии, занимавшей оборону на территории Сталинградского тракторного завода.
Гитлер, узнав об отступлении, пришел в ярость и обвинил во всем случившемся Паулюса. Чтобы пресечь неподчинение его приказам на корню, фюрер принял, на первый взгляд, странное решение: расколоть командование в «котле» на две части. Для этого Гитлер назначил генерала фон Зейдлица командующим северо-восточной частью «котла», включавшей в себя Сталинград. Приказ об этом пришел 25 ноября в шесть часов утра. Немного позже Паулюс в сопровождении капитана Бера уже шагал к штабу Зейдлица, который находился неподалеку от его собственного. Он протянул Зейдлицу телеграмму с приказом, едко при этом заметив: «Теперь, когда вы сам себе главнокомандующий, можете вырываться из окружения». Зейдлиц пришел в замешательство. К счастью, Манштейн, которого пугала перспектива разделения командования, ухитрился так переиначить абсурдный приказ Гитлера, что по сути в 6-й армии мало что изменилось.
Разговор Паулюса с Зейдлицем стал не единственным случаем столкновения самолюбии, вызванным сталинградским окружением. В бункере Гитлера маршалу Антонеску, самому преданному союзнику вермахта, пришлось выслушать гневную тираду фюрера, который считал, что именно румынские армии виноваты в
