– Нет, не предупреждали. Вы ни разу не упомянули, что эти лошади не предназначены для верховой езды.
– Я говорил, что на них нельзя ездить верхом.
– Вы сказали, что только мне, – огрызнулась Белль. – Не всем, а только мне.
Трекстон рассмеялся.
– Да, верно.
Белль замахнулась, чтобы залепить ему пощечину, но Трекстон поймал ее руку, чтобы предотвратить удар.
– Белль, я вас уже предупреждал.
Белль, слишком злая и поэтому не желающая выслушивать возражения, стукнула Трекстона по плечу кулаком свободной руки.
Трекстон поймал вторую руку, обхватил пальцами и прижал обе руки Белль к своей груди.
– Хватит валять дурака, – процедил он сквозь: тиснутые зубы. Но абсолютно зря прижал к себе. Нос ощутил сладковатый аромат сиреневого мыла, которым она умывалась утром, упругая грудь соблазнительно вжималась в его крепкий торс, а пухлые, нежные губы на запрокинутом вверх лице манили к себе и находились всего лишь в нескольких дюймах от его склоненной головы. Трекстон почувствовал, как от всепоглощающего желания затрепетало тело. Страсть, поселившаяся в нем с самого первого дня знакомства с Белль Сент-Круа, все время тлевшая и не дававшая покоя, вспыхнула с новой силой.
Его переполняло желание овладеть этой женщиной. Он понимал, что нужно отпустить ее, убраться как можно дальше, но тем не менее ни за что не хотел этого делать. Ругаясь на самого себя, Трекстон прижался губами к ее зовущему рту.
Белль видела, как гнев Трекстона сменился страстью, поняла, что он сейчас поцелует ее. И как ни пыталась отрицать ощущения, которые вызвали прикосновения Трекстона, тело предательски реагировало на него. Она приоткрыла губы, его язык нежно ласкал ее рот, дразня чувства.
Но, как и в прошлый раз, именно Трекстон оторвался от Белль. Борьба, безмолвно проходившая в его сознании, наконец разрешилась. Несколько мгновений он еще держал ее в объятиях, всматриваясь в глаза девушки, любуясь красивыми чертами лица, словно хотел запечатлеть их в памяти. Трекстон знал, что никогда больше не сможет взглянуть на луга, простирающиеся под чистым, ярко-синим небом, и не думать об этих глазах.
Глядя на заходящее солнце, наблюдая, как розоватые лучи касаются земли, будет вспоминать нежный цвет ее пухлых губ, и каждый раз, прикасаясь к атласным нитям, вспоминать, как струятся между пальцами шелковистые пряди серебристо-золотых волос.
Тяжесть внизу живота усилилась, он оттолкнул Белль. Очень давно он обидел своего брата, бросив его одного, сбежав от жестокости отца и оставив Трейса в одиночестве противостоять ему и оберегать остальных членов семьи. Трекстон не может причинить ему еще одну боль. Не затащит в свою постель женщину, которую любит Трейс, независимо от того, насколько велико его желание и как сильно он мучается от этого. Губы Трекстона скривились в ухмылке. – Забудь об этом, Белль.
Белль просто смотрела на него, поражаясь собственной реакции, и даже не вникала в смысл сказанных слов.
Трекстон, уже сумевший справиться с чувствами, повернулся и зашагал прочь уверенным шагом, даже ни разу не оглянувшись. Трейс любит Белль, это чувство читалось в его глазах каждый раз, когда он смотрел на эту женщину. Но любит ли Белль Трейса? Трекстон горько рассмеялся. Очевидно, нет. Хотя несколько раз он готов был поклясться, что она отвечает взаимностью на чувства брата, что он видел в глазах Белль искреннюю любовь к Трейсу. Но тогда почему она страстно отвечала на его поцелуи? Трекстон стукнул кулаком по забору. Никакого смысла! Женщина не может одновременно любить двоих. Или может? В любом случае, теперь это неважно. Трейсу нужна жена, а Трекстону – нет.
– Поэтому я буду держаться подальше от нее, сердито пробурчал он. – Да, черт возьми, как можно дальше.
Белль стояла перед зеркалом и изучала свое отражение.
– Нет, – пробормотала она. – Нет, нет, нет, – повернулась к шкафу, в котором висели платья и снова начала перебирать их, отбрасывая одно за другим. Наконец сняла с вешалки платье цвета морской волны из флорентийского атласа, бросила на диван и начала расстегивать надетое. Стянув его через голову, бросила в кресло, где уже лежали пять, примеренных ранее. С губ сорвался стон.
– Ну почему я всегда меняюсь местами с Линн? Почему я просто не осталась в городе и не поговорила с той женщиной? Пусть бы Линн возвращалась сюда, раз ей так хотелось, – Белль натянула платье через голову. Она не извлекла никакой полезной информации из беседы с Евгенией и Терезой, а только усложнила отношения между собой, Трекстоном и Трейсом. – И вообще, какого черта я задумала все это нелепое дело? – она расправила платье на груди.
«Потому что твой отец сидит в тюрьме», – напомнил из глубины сознания тихий, тоненький голосок.
– Я знаю, знаю, – фыркнула она, сразу испытав чувство вины. – Но с самого первого дня все пошло не так, как нужно. Почему мой план не сработал, как было задумано? – Белль быстро застегнула крючки, расправила нижние юбки и платье поверх кринолина, и снова обернулась к зеркалу. Критически осмотрела свое отражение.
– Отлично, именно то, что надо, – сказала она наконец, разрешив дилемму с платьем. Одеться должным образом к обеду превратилось в настоящую проблему. Сначала она решила одеться для Трейса. В конце концов, в него влюблена Линн, а так как она выступает в роли Линн, то это имело смысл. Но потом Белль решила одеться для Трекстона. И совсем не потому, что ей нравится этот нахальный грубиян. Совершенно очевидно, он к ней неравнодушен и можно немного поиграть ним, чтобы сблизиться, но, конечно, без очередного попадания в его объятия. Возможно, удастся разузнать какие-нибудь новые факты, которые помогут осуществить задуманное.
Но вдруг Белль осознала, что одеваться для Трекстона – это не одно и то же, что одеваться для Трейса. Скромное платье, которое она выбрала, казалось для Трекстона слишком простым и невинным, да и сама Белль чувствовала себя в нем по-дурацки. А в этом сине-зеленом муаровом платье был слишком глубокий вырез, что придется по вкусу каждому из братьев.
