В течение еще одной недели Брэндон, преисполнившись веселья, натирал воском свои деревяшки; из Парту пришла вторая ценная посылка.
В одной из шести коробок, рельефно вырезанная, лежала скрипка чудесного воспроизведения.
— Каков мерзавец, — пробормотал Брэндон.
Он вообразил себе старого Тора Петерсона, склоняющегося над верстаком, чтобы вырезать ее без единого изъяна, руководимого только своей памятью, без сомнения, единственного человека во вселенной, умеющего обрабатывать дерево.
Брэндон поднялся и нервно зашагал по комнате. Снова сел за стол, желая подтвердить свои обязательства. Он позвал Паркера.
— Мы отправляемся на Белоуман.
Невозмутимый Паркер понял сразу:
— Снова?
— Организуйте это, — сказал Брэндон. — Я смогу полететь через два дня.
Снова пролетели они над городом льющегося дождя, чтобы затем окунуться в благотворную негу сверкающего солнца. Поля спелого хлеба волновались под ними. Брэндон вертелся во все стороны, выискивая знакомые места. Они миновали стремительную реку и вновь приземлились среди построек фермы. Брэндон спрыгнул на землю, Паркер последовал за ним, осторожно прижимая скрипку,
— Того дерева там больше нет, — сказал Паркер.
— Он сообщил, что использовал его, — сказал Брэндон.
Они пошли прямо к мастерской, и Брэндон уже взялся за ручку двери, когда чей-то голос остановил его. Молодая женщина, которую они встретили в первый приезд, подбежала к ним.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Мы хотели бы видеть мистера Петерсона, — сказал Брэндон.
— Я сожалею. Папа умер. Он умер месяц назад.
Брэндон промолчал.
— Я сожалею, — повторила молодая женщина.
— Я тоже, тоже сожалею, — сказал Брэндон.
Они развернулись. Медленно добрались до планера. Медленно взлетели.
Брэндон коснулся руки Паркера,
— Остановимся где-нибудь, — сказал он. — Мне нужно подумать.
Паркер приземлился на лужайку около глубокого русла реки.
Брэндон. отошел со скрипкой в футляре под мышкой, сел на пригорок, который возвышался над речными водоворотами.
Он очень отчетливо видел лицо старого Тора Петерсона с седыми волосами, глубокими морщинами, задумчивыми впалыми глазами.
«Музыка этой скрипки умерла».
Брэндон открыл коробку и коснулся струн.
Динь.
«У моего деда был один музыкальный инструмент. Флейта. Он ходил играть в поля. Даже животные приходили его слушать».
«Музыка умирает вместе с музыкантом».
Динь.
Внутри скрипки полустертая надпись: «Джекоб Рейманн в И Бел Хауз, Саутмарк, Лондон, 1688». Почти тысяча лет. Вечно великая музыка. Динь.
У Брэндона возникло внезапное и острое предчувствие музыки. Он слышал, как парит жалобный стон, словно поющая стрела, странная и околдовывающая, уходит в небытие с прозрачной нежностью. Он слышал непостижимую сюиту, последовательность нот, молниеносное тональное движение, сирену, ослепительно прекрасную и губительную.
И он увидел публику, тысячи людей, потрясенных, безмолвных от восторгов.
Динь.
Брэндон нагнулся над рекой и бросил скрипку.
Не обращая внимания на крик ужаса Паркера, он смотрел, как заколдованный, на скрипку, которая закружилась в полете. Она коснулась воды с едва слышным всплеском и, к изумлению Брэндона, поплыла. Какое-то мгновение она легко покачивалась на волне, затем нырнула в стремнину, ударилась об одну скалу, затем о другую и скрылась в облаке щепок и брызг.
Брэндон отвернулся. Снова ему послышалась музыка, но на этот раз это было приглушенное журчание реки и шелест теплого ветра в сухой траве луга.