январю.
Но ночь выдалась тёплая и ароматная, и он оставил мысли об осени. «Она, конечно же придёт, как обычно, – подумал он. – Но сначала – лето».
ГЛАВА 5
Миссис Клэппер поставила будильник на 9:30, и теперь терпеливо ждала, когда он прозвонит. Она лежала на боку, отвернувшись от часов, подтянув ноги к животу и убрав одну руку под подушку. Она так основательно натянула одеяла на подбородок, что они съехали с другого конца постели, оставив ступни непокрытыми. Скрестив лодыжки, она потёрла ступнёй о ступню, однако ноги остались холодными, и она почувствовала себя уязвленной. Перевернувшись на спину, она протянула руку и, как это случалось каждое утро, убедилась, что рядом нет никого, кто, почувствовав толчок, полусонным голосом пробурчит, чтобы не мешали.
«Слишком большая кровать», – подумала она. – «Надо бы сходить к Саксу сегодня или завтра и продать её».
– Зачем тебе двуспальная кровать, Клэппер? – спросила она у потолка. – Ты что, ждёшь гостей?
Будильник издал негромкий самодовольный щелчок, и миссис Клэппер напряглась в ожидании, но звонка не раздалось, и часы что-то невинно замурлыкали сами себе. «Уже прозвонили, – миссис Клэппер с отвращением расслабилась. – Теперь уже 10 часов. 10:30. Чего вы хотите, чтобы я вам послала печатное приглашение?» Но часы никакого мнения не выразили. «Ах, чудеса науки», – сказала миссис Клэппер и, простонав, перевернулась, чтобы взглянуть на циферблат. Глаза её осторожно посмотрели из-под тяжелых век, словно два дозорных, изучающих вражескую территорию. Она отбросила с лица волосы и посмотрела на часы попристальней.
«А вам, знаете ли, положено светиться в темноте, – доброжелательно напомнила она. – Так посветитесь немножечко…»
Наконец она определила, что на часах – 9:15. Она опять упала головой на подушку.
– Пятнадцать минут. Так у меня ещё пятнадцать минут, – она помолчала, затем опять повернулась к часам и крикнула. – Так что же я должна делать эти пятнадцать минут? Анекдоты себе рассказывать? – она отвернулась и зарылась лицом в подушку.
Она подумала, что встать всегда успеет. Это, по крайней мере, доставляло ей удовольствие – прекращать трезвон. Идея эта восхитила её. Она протянула руку к часам, но затем опять убрала. Спешить было некуда. «Если я не встану, – подумала она, – у меня будет головная боль». И это почти что вытащило её из постели. Она боялась боли и, когда та возникала, выносила её со стоицизмом основательно напуганного человека. Она отбросила одеяла и начала вставать. Приподнявшись наполовину, она изменила решение. «А если я не встану, так всё, о чём мне надо позаботиться – это как бы избежать головной боли. Важное занятие». И она снова легла.
Тревога вынудила её взглянуть через плечо на будильник и определить, сколько минут должно пройти перед тем, как она честно сможет встать. Но это было бы моральной победой часов, а миссис Клэппер знала цену моральным победам, она их коллекционировала. И вот она лежала неподвижно, тяжело опустив одну руку на бёдра. Совершенно внезапно она подумала о странном маленьком человечке с кладбища. Она много думала о нём в течение двенадцати дней, прошедших с тех пор, как она навещала могилу мужа. Маленький человечек тревожил её, потому что она не могла сделать насчёт него никаких определенных выводов. «Он – джентльмен, – решила она наугад. – Джентльмен, которому не хватает винтиков». Юридическая контора Морриса на них, казалось, специализировалась. Человек, которого она встретила, всё же был не из таких.
Часы были электронные, бесшумный ход гарантировался. Фактически же они издавали слабое жужжание, которое миссис Клэппер находила бесконечно утомительным. Тиканье – понятней, да и любила она этот звук за воспоминания, которые он вызывал – о ночах, когда они с Моррисом лежали рядышком на низкой кровати с тонким матрасом, и кругом не слышалось ни звука, разве что – тик-так – словно зубы, откусывающие от ночи кусочек за кусочком. Иногда, если она долго прислушивалась, тиканье убыстрялось, и вот уже громыхало и неслось по темным туннелям в поисках чего-то там впереди, чего-то, что ещё немного подождет, чего-то сгорбившегося и красновато-светящегося. Затем она хватала Морриса за руку, словно это была не рука, а перила на длинной и кривой лестнице, и приникала к нему, вцепившись так крепко, что он шевелился во сне и говорил: «Гертруда, ну дай, пожалуйста, немного подышать, ведь ты не за аккордеон замуж пошла…». И тут всё становилось на свои места. Моррис был рядом – крепкий, теплый и брюзжащий. Часы – просто часы. А она просто лежала и не спала ещё минуту, дыша глубоко и спокойно, а затем поворачивалась лицом к мужу и засыпала.
Будильник зазвонил, жужжа, словно бормашина. Миссис Клэппер вскочила с постели и ударила по будильнику, чтобы тот замолчал. Затем села на край кровати и равнодушно пробормотала: «О, дьявол». Голова немного болела. Миссис Клэппер встала и прошлась от окна к окну, раздвигая шторы, чтобы впустить в большую комнату солнце. Стоя в солнечном свете и слегка моргая, она потянулась и зевнула с тем же здоровым наслаждением от хорошего зевка и потягивания, какое свойственно детям и животным.
– Не сделать ли гимнастику, Клэппер? – спросила она себя вслух. – Наклонись-ка и коснись руками носков.
Оглядев без любопытства свои босые ноги, она решила, что не стоит.
– Глупо начинать с этого утро.
Медленно шагая в направлении туалетного столика, она уловила своё отражение в большом зеркале на двери кладовки, и тут же принялась снимать вылинявшую голубую пижаму.
–
Одевалась она медленно, тщательно подбирая одежду. Уже стало жарко, и куда бы она ни поворачивалась, она чувствовала, что солнце припекает на загривке. Она решила запомнить, что сегодня вечером надо принять душ, а заодно и голову вымыть. Одеваясь, она мурлыкала песенку о девушке, которой мама предложила выбрать мужа – и все женихи были богатыми и преуспевающими, а девушка всем им отказала и вышла за не имеющего ни гроша студента, будущего раввина. «Враньё», – сказала она себе, как всегда, закончив петь. Но, как всегда, произнесла это беззлобно.
Одетая и умытая (косметикой она после смерти Морриса не пользовалась), она прошла на кухню, чтобы сварить два яйца. Поставила таймер на 15 минут, потому что любила яйца вкрутую и потому что ей надо было пятнадцать минут, чтобы пройтись по кухне, пуская воду и снова закрывая, включая и снова выключая газ, шаря в холодильнике и буфете, планируя, что и когда она будет есть сегодня – а то и на несколько дней вперед. Столовая была большой и тихой, и миссис Клэппер больше не нравилось здесь завтракать. Однако она продолжала есть за этим слишком длинным столом, потому что в ней была велика сила привычки.
Привычки дают чувство надежности и успокоения, создавая каждый день какую-то видимость цели.
Спохватившись, она сделала тост, и вместе с яйцами принесла его в столовую. Поставив еду на стол, вернулась в кухню за баночкой молока. Ела миссис Клэппер с аппетитом, ибо еда всегда доставляла ей удовольствие.
Во время завтрака она думала о мистере Ребеке. Её встревожило, что он так поспешно откланялся у кладбищенских ворот. «Так, может быть, он и потерял свои часы? – подумала она. – Это случается». Она вонзила вилку в оставшееся яйцо. Но пройти всю дорогу обратно, чтобы их найти, да ещё и не зная, уронил ли он их где-то здесь или потерял в метро, или дома оставил – это, поверьте мне, просто сумасшествие. Она пожала плечами, смазывая тост вареньем из черешни. А, возможно, у него есть жена, и он не хотел сразу возвращаться домой. Не будь слишком любопытной, Клэппер.
Так есть ли у него жена? Миссис Клэппер откусила немного от тоста, с удовольствием прислушиваясь, как он хрустит. С каких это пор женатый человек отправляется один бродить по кладбищу, словно ему надо составить опись? Если женатый человек идёт на кладбище, он идет навещать родственников своей жены. А значит, он, может быть, и не женат.
«Он чем-то напоминает Морриса», – подумала она.
