руку.
– Мистер Экстельм уже на борту? – тихо поинтересовался Бекман у второго помощника капитана, который подошел осмотреть груз.
От неожиданности помощник капитана вздрогнул. Он боялся Бекмана до дрожи в коленках. Тот вечно подворачивался там, где его меньше всего ждешь, и выискивал малейшие погрешности. «Тебе хотелось бы подловить меня, правда?»– подумал помощник капитана. – Тебе очень хотелось бы сказать, что мы небрежно обращаемся с этими чертовыми ящиками. Хотелось бы помчаться к старику и доложить, что мы не стараемся».
Но проявить к Огдену Бекману непочтение и остаться на своем посту нельзя.
– О нет, сэр, – ответил помощник. – Мистер Экстельм не любит начинать так рано. Полагаю, он с семьей не приедет до того, как мы будет почти готовы к отплытию.
Бекман продолжал смотреть на него в упор, и помощник поспешил добавить:
– Извините, сэр. Я думал, вы говорите о мистере Джордже. Турок уже на борту… – Он запнулся. – Я хотел сказать, мистер Экстельм-старший, сэр. Я не имел в виду ничего неуважительного, сэр. Просто мы всегда так говорим…
– Да, я знаю, – прервал на полуслове разговор Бекман и, повернувшись к нему спиной, направился к трапу.
Через полчаса в кабинете сына на борту судна Турок сидел, откинувшись на спинку кресла между высокими, блестевшими шелком боковинами. Бекман стоял рядом в почтительной позе. Старик поглядывал на него острыми, как у ворона, глазами, костистый нос и будто высеченные из камня челюсти находились в непрестанном движении и ни секунды не знали покоя. Дым от сигары лениво вился вокруг него, но никак не смягчал его черты. Не поворачивая головы, Турок внимательно осмотрел комнату и глубоко затянулся. Если и был на свете запах, который он любил не меньше запаха хорошей сигары, так это запах денег: неповторимый аромат сафьяновых переплетов бухгалтерских книг, обитых кожей рабочих столов, толстых ковров, полированной мебели и дубовых каминных досок. Турок одобрительно кивнул: в комнате было все, что ему хотелось, – это было место для избранных, для исключительных свершений, вдохновляюще приглушенных голосов и благоговейных взглядов. Мартин Экстельм, патриарх клана и глава «Экстельм и компания», был доволен. Корабль его сына Джорджа был именно тем, что он заказывал.
– Лучшее, что можно купить за деньги, Бекман, – тихо произнес Турок. – Еще один маленький урок. Запомни это. – Он поднял в воздух сигару и обвел комнату взглядом. – На мелочах никого не обманешь. Кроме тех, кому нравится, когда их обманывают.
– Сэр, – отозвался Бекман. Он сложил руки перед собой и потверже поставил ноги. Ни одному звуку не дозволено было проникать в святая святых, и Бекман счел за лучшее хранить молчание.
Турок полуприкрыл глаза, потом бросил взгляд на занавески и показал Бекману, чтобы тот их задернул. Когда его приказание было выполнено, Турок заговорил серьезно:
– Запомни, Бекман, – произнес он, – в этом деле я полагаюсь исключительно на тебя. Там не будет больше никого. Никого, кроме Джорджа, конечно. Это все равно, что никого. Младшие сыновья могут приносить разочарования. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Бекман решил промолчать. Приказ есть приказ.
– Хорошо, – промолвил Турок. – Тогда мы договорились. Мы с Карлом можем управлять этим старым балбесом, Пейном, отсюда, хотя он может связываться и с тобой. С тобой может связываться и Риджуэй. У него есть расписание яхты. Ты же будешь иметь честь вести дело с самим Айвардами. Отцом и сыном. Pere et fils. Сомнительная честь, сказал бы я.
Турок позволил себе коротенький смешок, переменил положение в кресле и принялся раскуривать погасшую сигару. Это означало, что деловой разговор окончен.
– Чертова штука, – сказал он, отвлекаясь. – Ну почему у мальчика нет приличной «Гаваны»? Если бы я знал, послал бы ему своих…
Здесь он прервал свою собственную мысль, что не дозволялось никому другому.
– Есть какие-нибудь признаки? – с неожиданной ворчливостью вдруг поинтересовался он. – Никогда не мог понять, почему Джордж так адски опаздывает. Уж в этом, конечно же, не Юджиния виновата…
Его голос немного смягчился, на лице появилась привычная маска.
– Как там говорят о детях, Огден? – спросил Турок. Надеюсь, ты не станешь повторять избитых слов о том, что яблоки не далеко от яблони падают…
Он закончил инструктаж и вернулся к прерванному разговору, поведя ту легкую беседу, которая позволяла ему вращаться в светских кругах Ньюпорта, Филадельфии и в сельской местности Пенсильвании. Обо всем и ни о чем. Джентльмен никогда на признается, что он чувствует на самом деле. Даже среди людей, которым доверяет.
– Ну, по крайней мере, мальчик нашел себе хорошую пару в Юджинии, – продолжал Турок с улыбкой, которую можно было принять и за выражение недовольства, и за выражение гордости. – Едва ли не единственная вещь, которую он сумел сделать нормально. Эти старые семьи бывают крепким орешком, даже когда бедны, как церковные крысы… Они не вступают в браки из-за денег, по крайней мере, им хочется, чтобы им в этом верили. Они утверждают, что не могут быть неразборчивыми. И среди них Пейны – хуже всех…
Турок рассмеялся собственной шутке. Бекман не поддержал хозяина. Достаточно было наклонить голову. Или чуть заметно улыбнуться в знак признания за Турком превосходства, признания его безусловной разумности.
– Но ведь он заполучил ее, когда она была молода и впечатлительна… Лучшее время для женщин, скажу я вам. Нет, не так, вернее, Огден, единственное время.
Турок опять захохотал, а Бекман раздвинул занавески – как раз вовремя, чтобы увидеть, как подъехал автомобиль с Джорджем, Юджинией и всем семейством. Темно-зеленый «даймлер», один из трех автомобилей ручной работы в Ньюпорте (единственном месте в стране, которое в состоянии позволить себе подобную новомодную роскошь), врезался в толпу стюардов, и вокруг купленных в последнюю минуту пакетов, собранных этой ночью ящиков, подхваченных мимоходом игрушек и четырех новых коробок для шляп из магазина мисс Геде поднялась невероятная суматоха. Из машины в ожидающие руки летели
