Заморосил дождик. Четыре человека в летных комбезах, неторопливо шли к самолету, который недавно привез солдат. Они остановились возле брошенных вещей, один нагнулся и поднял валенки.
— Хорошие валенки, — заметил пилот.
— Здесь много чего можно найти, — заявил штурман, — сегодня они что-то поторопились, под вечер идут.
— А зачем бойцы кокарды выбрасывают?
— Говорят поним снайперыхорошо целятся.
— Пошли нам тоже скоро лететь
Колонна, под урчание дизелей и свист турбин, медленно как змея уползала за горизонт.
В кузове УРАЛа нас потихоньку сморило.
Глава 3
Пред вами со смертью на челе
Он постепенно костенеет
Когда он глух и молчалив
На ваш отчаянный призыв.
Когда, меня забирали в армию, у военкомата девушка меня не провожала, как многих моих товарищей. После школы пошел в железнодорожное ПТУ, там учились одни пацаны, ну и как говориться не до баб было. Сугубо мужские развлечения после учебы — разборки на заднем дворе «куска», так мы называли между собой наше училище, карты и водка по ночам в общаге. Тогда о танцах я, конечно, не вспоминал, чмошником можно было прослыть, а я естественно этого не хотел. Служба в армии в нашей среде считалась обязанностью 'нормального пацана'. О патриотизме здесь не было речи, наверное просто это было частью мужского имиджа. Да и в душе каждый из нас завидовал «старшакам» — выпускникам нашего куска, призванным в армию. Когда они приходили в отпуск или на дембель, то обязательно заходили в училище в форме расшитой аксельбантами и увешанной всевозможными значками. Так что когда пришла пора служить, я не стал косить.
Уже поздно ночью колонна прибыла в селение Толстой-юрт, где находилась база. Я проснулся от того, что машина остановилась. Спать было слишком холодно, от долгого сидения в одной позе затекли ноги. Кругом темнота — в проеме тента машины черный квадрат. Остальные тоже зашевелились, тихо в полголоса спрашивали о причинах остановки. Я снова закрыл глаза и постарался поудобнее угнездиться на своем месте, но услышал шаги. Кто-то шел к машине, чавканье сапогов по грязи как-то неестественно нарушало тишину. В машине, сразу все замерли, кто-то тихонько снял автомат с предохранителя.
— Эй, в машине, — прозвучал голос Маслова, — никому из машины не выходить, спите там. Завтра разберемся, что к чему, — приказал лейтенант и пошел к следующей машине.
Поспать так и не удалось из-за зверского холода. От неудобной позы затекли ноги, и болела спина. Ночь длилась, наверное, вечность. Как только рассвело, я постарался встать, чтобы размяться. Но тут же услышал чье-то ворчание.
— Полегче, на ногу наступил, — пробурчал недовольный голос из-под спальных мешков.
— Хорош массу давить, подъем, — стал расталкивать дремавших Фикса, — вон с соседних машин пацаны уже вылезли со всем своим барахлом, значит и нам пора, — заявил он и с размаху вышвырнул за борт свой вещмешок прямо в грязь. Вслед за ним полетел спальник, а после него и Фикса выпрыгнул.
За бортом Урала уже занялся день. Я выглянул за борт.
Да-а-а более тоскливого пейзажа не придумаешь. Под серым свинцовым небом, меж двух холмов, раскинулся полевой лагерь. На склонах холмов в капонирах приткнулись танки и БМП, в долине, грязные палатки с полевыми кухнями и машинами, и везде раскатанная до сметанообразного состояния грязь. Где-то за холмом деловито стучит «Шилка». И что удивительно этот звук не режет слух — война уже рядом.
Я с трудом вылез из машины и отошел к оврагу метрах в пятнадцати от машины. Начал скидывать с себя бронежилет и бушлат, за ночь приспичило, а в «бронике» и бушлате чувствуешь себя как черепаха под панцирем. Над оврагом поднялся пар, вдоль него выстроился ряд солдат.
Здесь в голове у меня перегорел еще какой-то контакт: выкинул вещи, которые не решался выбросить на аэродроме. В овраг полетели валенки, мыло и прочее вещевое довольствие.
Едва мы успели заправиться, как прозвучала команда, строиться. Маслов и Бобров что-то хотели сообщить. Минут через пятнадцать, все собрались толпой возле стоявших на возвышении Маслова и Боброва.
Маслов стал громко называть фамилии солдат, а Бобров вручал им военные билеты, отобранные еще в родных воинских частях. Как только раздача «военников» была закончена, лейтенанты, щедро раздавая пинки и затрещины, приправляя их отборным армейским матом, создали подобие строя.
Осмотрев строй безразличным невидящим взглядом, Маслов что-то сказал Боброву и ушел куда-то. Бобров достал сигарету, закурил ее и глубоко затянулся, выпустив дым через нос, и заговорил.
— Ребята, игры закончились, — он сделал паузу, — мы едем на войну, настоящую войну, где убивают, режут, жгут. Бобров докурил сигарету, выбросил ее и железным голосом, четко выговаривая слова, выдал приказ.
— А теперь слушайте боевой приказ, дослать патрон в патронник и поставить на предохранитель, мы едем в Грозный, а там нужно быть готовым ко всему.
Как только Бобров закончил, раздались звуки щелкающих затворов, и вдруг воздух прорвал выстрел.
Толпа отхлынула к машинам, на поляне остался труп. Меня почему-то это происшествие не удивило и даже не испугало, больше того я даже не пожалел этого беднягу.
Мы быстро вскарабкались в свои машины. Лицо бедолаги мне почему-то запомнилось надолго — в широко открытых глазах его застыло удивление. Он лежал ничком, только голова была повернута к нам в сторону машин, под телом растекалась лужа густо бордовой крови, струившаяся из огромной раны на шее.
Подошли два санитара в грязных халатахповерх формы и стали укладывать груз двести на носилки.
Выводы после ЧП все же были сделаны, оружие теперь держали стволами строго вверх. За малейшую оплошность в обращении с ним виновный получал пару затрещин, подкрепленных солдатским матом.
Я еще раз проверил предохрантель своего АКСУ и устроился в кузове машины поближе к кабине, напротив отдушины в тенте.
Решил в случае нападения стрелять через нее, а пока понаблюдаю, что там делается снаружи. Остальные тоже устраивались так, чтобы быть готовыми к бою. У второй отдушины сел Фикса, а у заднего борта расположили пулемет, для него сдели из вещмешков и спальников что-то наподобие пулеметного гнезда.
Тем временем технику стали сформировывать в колонну. Я со своего места увидел как вперед, мимо нас, прогрохотал Т-72. Машины один за другим стали подтягиваться вслед за танком. Наш УРАЛ все еще стоял, ожидая момент, когда тронется борт, за которым мы должны идти.
— Откуда вы пацаны? — к нам подбежал грязный бородатый «контрабас» в черной шерстяной шапочке.
— С Твери.
— Держите, — кинул боец в машину несколько коробок, — это «промедол», если ранят, вколете рядом с раной, мне уже, слава богу, не понадобится.
— Спасибо братан, — ответил шустрый солдат сидевший у заднего борта.
— Отомстите гадам, мочите их пацаны.
— А много ваших положили?
