Проснулся я от того, что кто-то меня растолкал. Вставать было тяжело, мышцы затекли от неудобной позы и холода, да и выспаться не удалось. Взвалив на себя гранатомет и сумку с гранатами, мысленно прокляв их, отправился на улицу. Правда, выйти по-человечески не получилось прямо за дверью я споткнулся и упал.
Это были ноги в камуфлированных брюках, обутые в армейские ботинки. Вдоль, стены лежал покойник. Я взглянул в лицо бедняги.
Голова запрокинута назад, растрепанные волосы в крови, с правой стороны лба, там, где уже начинались волосы, зияла рана. Мальчишеское лицо, на красно-синем фоне лица белеют только глаза, зубы, и осколки костей.
Пока я разглядывал убитого подъехал микроавтобус УАЗ. Выскочили два огромных бородатых парня, больше похожие на боевиков, чем на наших, и в такой же грязной камуфлированной форме, что и убитый. Они подошли к телу завернули его в блестящую фольгу, погрузили в УАЗик и тут же уехали.
'Интересно почему на борту Уазика красный крест? Ему ведь уже не поможешь' — Я проводил взглядам машину и осмотрелся.
Весь двор напоминал свалку, здесь валялись тумбочки, видимо выброшенные из здания, холодильник с оторванной дверцей, тряпье, осколки стекол, консервные банки, котелки, фляжки, противогазы. Справа, вдоль забора были устроены посты и огневые точки. Пространство между забором и левым крылом дома было забаррикадировано кирпичами, здесь был первый пост, — два солдата вели наблюдение за тем, что происходило за забором. Дальше, вдоль забора была устроена хижина из дверей и ящиков, одной стеной у нее был забор. За хижиной метра через два приткнулась боевая машина пехоты. Пространство между ней и хижиной было чем-то заполнено и прикрыто одеялом. Дальше за БМП располагались огневые точки. Пространство между правым крылом дома и забором было свободным, но, что там я не видел из-за толпы солдат, слонявшихся по двору. Это были мои товарищи — сводный батальон.
Среди грязных, потрепанных боями, голодом, холодом и непосильными физическими и моральными нагрузками, бойцов находившихся в Грозном целую неделю, мы выглядели странно, как белые вороны на черном снегу. У нас чистые бушлаты и «броники», более новое снаряжение и вид — дети, заблудившиеся в чужом городе.
Хотелось есть, а вокруг, судя по всему, съестным и не пахло, пожалуй, придется поголодать, но надо хоть попробовать что-то найти, у кого-нибудь еще должен остаться сухпай выданный в Моздоке.
'Марат!' — донеслось из толпы у дверей. Я обернулся.
— Тебя чё тоже сюда замели? — улыбался во все свое круглое узкоглазое лицо Сергей — мой старый армейский товарищ.
— Как видишь, — от вида улыбающегося друга мне тоже захотелось улыбнуться, вообще Серега Кулов был веселым, разбитным малым, не унывающим в любой ситуации.
— Пошли к нам, с нами будешь держаться, — предложил Сергей.
Познакомился я с ним еще во время КМБ. Но после карантина мы попали в разные подразделения и редко встречались, от случая к случаю. Кулов — казах из Оренбурга, все звали его Серегой, хотя настоящее его имя звучало по-другому.
Из хижины вышел офицер — худощавый человек среднего роста, такой же грязный, как и весь его отряд. Из-под черной шерстяной шапочки на голове командира виднелись светлые волосы, на подбородке щетина такого же цвета. Взгляд его светло синих глаз, казалось, мог убить того, на кого он обращен.
'Строиться повзводно' — скомандовал он. Мы пристроились в один из взводов. Команда, по всей видимости, относилась только к новоприбывшим, потому что остальные продолжали заниматься своими делами. Строились как обычно долго, кто как хотел, друзья старались держаться вместе и сейчас построились скорее по этому признаку.
Возникла пауза, построивший бойцов человек медленно обошел строй по фронту, разглядывая солдат. Осмотрев, солдат он заговорил.
— Где ваши отцы командиры мы не знаем, наверно дезертировали, поэтому с этого момента вы будете числиться здесь в первом батальоне N-ского мотострелкового полка, — он замолчал, словно ожидал услышать какие-нибудь возражения по поводу сказанного. Но ничего в ответ не последовало, солдаты молча ждали, что последует за этим, и он продолжил.
— Я командир второй роты капитан Колосков, временно вы будете под моим началом, но потом часть из вас поступит в другие подразделения.
Пока Колосков говорил, из хижины вышел еще один человек. В отличие от Колоскова этот был коренастый и плотный мужик похожий на дородного казака царских времен и держался он также — этакий ухарь-купец удалой молодец. Только вместо кафтана и поддевки — «броник» весь в пятнах, с оторванным нагрудным карманом. Под ним — ХБ, подворотничок стойко черного цвета и торчит над вырезом «броника» как накрахмаленный. На штанах у одной брючины накладной карман оторван, второй набит рожками к автомату. Обут в огромные стоптанные «кирзачи». На огромной голове лихо заломлена спортивная шапочка «Петушок», из-под которой торчит русый чуб. Через плечо на грудь этого казака перекинут автомат со складным прикладом и подствольным гранатометом, на нем привычно лежат руки в перчатках с обрезанными пальцами. Он подошел к Колоскову как раз, когда тот представлялся, Колосков же продолжил свою речь.
— Сейчас по одному будете подходить ко мне, и я запишу ваши фамилии, вы, — показал он на солдат стоявших впереди, — будете командирами отделений, остальные — стоящая за вами колонна, ваше отделение.
В строю солдаты опять потихоньку стали перестраиваться. Я стоял рядом с Сергеем, поэтому осторожно переместился за него, чтобы быть с ним в одном отделении.
Колосков на эти передвижения не обратил внимания. Он заявил, что эти назначения временны и потом, когда разберутся, кто в каком звании, и на какой должности служил, укомплектуют подразделения в соответствии с этими данными. Самое главное, никому не покидать этот двор и дом, здесь резерв штурмовых бригад. Когда Колосков закончил, он представил подошедшего офицера. Казак оказался старшим лейтенантом Романенко, по штату он числился командиром третьего взвода. Представив Романенко Колосков, сходил в хижину за бумагой и, присев на ящик, стал записывать фамилии солдат. Пока командир оформлял пополнение, Романенко выволок из десантного отсека БМП бойца в танковом шлемофоне похожего на негра — до того он был чёрен. Негр протер глаза, выслушал взводного и подошел к таинственному штабелю между БМП и хижиной, он откинул одеяло достал ящик с консервами и мешок с хлебом. Романенко подозвал к себе первое отделение и по количеству солдат выдал продукты. Вслед за ними получили провиант и остальные.
Мы с Сергеем получили по банке рисовой каши и пошли в дом. Расположились в одной из комнат. На полу устроили небольшой костерок — очаг для него соорудили из кирпичей. Сверху решетка от холодильника, а уже на ней угнездились банки с сухпаем. Сами мы натаскали матрасы, спальники и расположились вокруг костра.
Комната раньше была складским помещением, одну стену занимал огромный шкаф, сделанный по типу этажерки — он высился до самого потолка и на его полках как на многоярусных нарах устроились некоторые бойцы. Вдоль стены напротив пылилось несколько тумбочек, в дальнем от окна углу входная дверь рядом с ней и горел костерок. Единственное окно было забаррикадировано кирпичами в виде бойницы, только верхняя часть завешена одеялом.
Мы с Сергеем взяли по банке горячей рисовой каши и по куску хлеба. Жирная похлебка не вызвала аппетит, несмотря на сильный голод. Хотелось пить, но воды не было, во флягах у всех было пусто. Пересиливая отвращение, я съел кашу, понимая что, если не дать организму пищи, он ослабеет. Облизал ложку спрятал ее за пазуху и лег на своей полке отдыхать, не хотелось никуда идти. Какая то апатия овладела сознанием.
Остальные, пообедав, занялись своими делами: кто-то принялся разглядывать свое оружие, кто-то перематывал портянки или сушил их над еще не потухшим костром. Обстановка как в обычной казарме после ужина, когда у солдат появляется полчаса свободного времени.
Кулов посидел некоторое время и решил пройтись по дому. Его любопытная деятельная душа жаждала какой-нибудь деятельности, все равно какой, лишь бы не сидеть. Но одному идти не хотелось, поэтому он растолкал меня.
