впоследствии очень опасным. Правда, и эти щенки не оправдали надежд. Достаточно нескольких теплых слов, и они уже готовы идти за кем попало».
Один из курсантов — Заецкий — с деланной серьезностью рассказывал Брыле о политзанятиях, которые вел подпоручник Слотницкий.
— Видите ли, товарищ хорунжий, у нас были до этого определенные трудности с политзанятиями и из-за голоса подпоручника Слотницкого…
— Из-за голоса? — удивился Брыла.
— Ну да, из-за голоса. — И Заецкий посмотрел на окружавших его товарищей, словно ища поддержки.
Сидевший рядом с ним курсант Чулко кивнул.
— Верно, — проворчал он.
— Продолжайте! — настаивал Брыла.
Заецкий наконец решился:
— Подпоручник Слотницкий читал на занятиях свои конспекты так монотонно, что, несмотря на все усилия, любого бросало в сон. Знаю это по себе. Как только начнет читать лекцию, минут десять — пятнадцать еще слушаешь, а потом глаза сами по себе закрываются. А через минуту я уже вижу не одного, а двух подпоручников. И если мой сосед не толкнет меня, то, как бы я ни старался бодрствовать, все равно засыпаю.
Ребята от души смеются. Заецкий рассказывает это совершенно серьезно, без тени улыбки, поэтому Брыла тоже смеется.
Затем хорунжий переводит разговор на другую тему. Он доволен, что узнал еще об одной причине неудач своего предшественника, но не желает допускать насмешек в адрес отсутствующего коллеги.
— У нас так не будет, — обрывает Брыла Заецкого. — Во-первых, я не собираюсь читать вам конспекты. Но не это главное. А во-вторых, когда я увижу, что вы клюете носами, устроим перерыв и будем заниматься гимнастикой… После пятнадцати — двадцати приседаний вряд ли вы захотите спать.
Ребята уже доброжелательно смотрят на нового замполита. Тот начинает рассказывать какую-то новую интересную историю.
Вдруг из коридора доносится голос дневального:
— Приготовиться к ужину!
Хорунжий прерывает рассказ.
— Ну, что поделаешь, закончу в другой раз, — говорит он, вставая. — Приятного аппетита.
Когда дверь за ним закрылась, в аудитории разгорелась оживленная дискуссия. Сравнение со Слотницким говорит в пользу Брылы. Но некоторые еще сомневаются. Кто-то бросает реплику: «Офицер, а в гимназии не учился».
Разговор о новом замполите они заканчивают уже в коридоре, строясь в две шеренги. Добжицкий слышит, как кто-то за его спиной говорит приглушенным голосом:
— Производит впечатление неплохого парня. Посмотрим, каким окажется на самом деле…
Заместитель командира взвода оборачивается и бросает резким тоном:
— Разговорчики в строю!
XV
Чарковский появился ровно в семь и наделал столько шуму, что Мешковский сразу же проснулся. Не успел он одеться и причесаться, как Дада вошел к нему в комнату, а следом за ним Беата и какая-то молодая женщина.
— О, вижу, что вы уже основательно устроились! Позвольте, Мешковский, познакомить вас с Иреной, Иренкой или Ируней, как вам больше нравится. Эта девушка обладает многими достоинствами и горячим темпераментом, — представил Дада свою спутницу.
Мешковский взглянул на женщину: ему было интересно, как она прореагирует на это, как ему показалось, чересчур фривольное обращение с ней. У Ирены было красивое кукольное личико, она глупо улыбалась, глядя с восхищением на Даду. А тот болтал не умолкая.
— Смотри, несчастный, что мне удалось раздобыть, чтобы достойно отметить твое новоселье. Литр водки и бутылку ликера в придачу. И какого! «Драй кронен ликер», — прочитал он по слогам. — Да ты знаешь, что это такое? Это же поэма, симфония, нектар… Но разопьем его лишь при одном условии, — он повернулся к Беате, — что ты выставишь свой припрятанный кофе, согласна?
— Хорошо, хорошо, — засмеялась Беата. — Когда ты разговоришься, у окружающих начинает гудеть в голове. Идемте в гостиную.
Приглашение было адресовано всем, но Мешковского Беата выделила особо. Она взяла его под руку и повела, оставив Даду и Ирену одних.
— А они? — спросил офицер.
— За них не беспокойтесь. Нацелуются и придут, — рассмеялась Беата. — Это его новое увлечение, а Дада любит целоваться…
— Откуда ты так хорошо знаешь мои привычки? — послышался за их спиной голос Чарковского. — И на этот раз ты ошиблась…
Они, улыбаясь, вошли в гостиную, и Мешковский, ожидавший увидеть здесь тетю, облегченно вздохнул. Однако на всякий случай решил убедиться:
— А где тетя?
— Тете сейчас не до развлечений. Я думаю, вы понимаете. Пережить такое…
Беата не теряла времени даром и приготовила отличный ужин. Стол был заставлен закусками, посредине возвышалась хрустальная ваза с цветами. На пианино стоял патефон и лежали грампластинки.
— Предлагаю по старому польскому обычаю поднять бокалы. — Дада подошел к столу, отодвинул часть столовых приборов, переставил вазу с цветами на пианино, а на освободившееся место поставил бутылку водки. Потом встал на стул и водрузил бутылку ликера на печку. — Здесь она будет в безопасности. Да-да, не смейтесь! Когда Беата выставит кофе, разопьем ее. Но не раньше!
Женщины и Мешковский, развеселившись, наблюдали за его шутовскими движениями.
— Ну а теперь — расчеты, к орудиям! — скомандовал он и, не дожидаясь остальных, уселся, взял со стола бутылку и сильно ударил ладонью по дну. Пробка выскочила, и на платье Беаты брызнула водка.
— Осторожнее, растяпа! Испортишь мне платье!
— Черт с ним, с платьем! Водку жалко. А тебе эти несколько капель алкоголя тоже пригодятся, лучше сохранишься.
Мешковский, еще не совсем придя в себя ото сна, только теперь разглядел как следует Беату.
Темное платье, плотно облегавшее фигуру, еще больше подчеркивало все ее прелести, а туфли на высоких каблуках — стройность ног. Но больше всего его пленяли глаза Беаты — большие, ясные, бездонные.
Когда все уселись за стол, Дада, наполнив рюмки, торжественным тоном объявил:
— Сейчас вы станете свидетелями торжественной церемонии — не имеющий опыта офицер запаса удостоится чести выпить на брудершафт с довоенным кадровым офицером.
— Так вы резервист? — обратилась к Мешковскому Ируня.
В ответ он кисло улыбнулся. Шутка Чарковского не понравилась ему, но он не хотел этого показывать.
Когда выпили, Дада крепко обнял его и расцеловал. Он благоухал хорошим туалетным мылом, а кожа благодаря тщательному уходу имела приятную свежесть.
— А наш Янек, Беатка, видимо, совсем неискушен в этих делах, как целомудренная девица. Если это подтвердится, то думаю, что я заслужил от тебя какую-нибудь награду, — продолжал он. — И вообще, я не вижу причины, почему бы тебе сразу не выпить с ним на брудершафт! Чем скорее начнете целоваться, тем лучше. Время теперь военное, нельзя терять ни минуты.
Беата не возражала. Мешковский обнял ее и жадно впился в губы. Это продолжалось довольно долго, пока она, задыхаясь, не вырвалась из его объятий. Вытирая носовым платком рот, хозяйка обратилась к Даде:
— Ничего себе целомудренная девица! Прокусил до крови губу…
