— Товарищ хорунжий, дневальный по шестой батарее капрал Ожеховский…
— Объявляйте подъем! — приказывает Брыла.
Снизу, из помещений других батарей, долетают команды дневальных.
Капрал Ожеховский поворачивается и бежит по коридору, крича звонким, мальчишеским голосом;
— Подъем! Подъем!
Часть вторая
I
Первое в возрожденной Польше офицерское артиллерийское училище было создано в те знаменательные дни, которые переживала люблинская земля летом 1944 года.
В один из таких жарких дней у здания управления железных дорог в Хелме, где еще недавно заседал Польский комитет национального освобождения и откуда на всю страну разнеслись слова Июльского манифеста, остановился газик. Из него вышли генерал дивизии — командующий артиллерией Войска Польского и полковник Ольчик.
Оживленно разговаривая, они вошли в здание, обошли все его помещения, затратив на это около часа. Потом осмотрели окружавший главный корпус плац, хозяйственные постройки, санитарно-техническое оборудование. После этого генерал направился к своей машине, бросив на ходу идущему на полшага сзади него Ольчику:
— Занимайте это здание. Лучшего в городе не найдете…
— Помещения для спален слишком маленькие… — заметил полковник.
— Да что вы! Отличные! Это здание намного лучше казарм за городом. А те передадим танкистам.
— Да и разместившиеся здесь гражданские учреждения не спешат уезжать отсюда…
— Уедут, уедут… Правительство должно иметь свой аппарат под рукой. В Люблине мне сказали, что это займет максимум неделю. Принимайтесь не мешкая за работу! Еще сегодня дам телеграмму в Новоград- Волынский, чтобы поскорее прислали сюда рязанский учебный дивизион.[9] Мне сообщили, что он уже прибыл туда и к концу недели будет в Хелме. К атому времени вы должны все подготовить. Что вам в первую очередь нужно для этого?
— Автомашины, — не раздумывая, ответил Ольчик.
— Пришлю. Может быть, даже еще сегодня… Еще что?
— Хозяйственную роту…
— Хорошо. Получите. Еще что?
— Несколько офицеров.
— Сколько?
— Ну, для начала хотя бы пятерых…
— Получите. И за работу! Три раза в неделю докладывайте мне лично, как идут дела. Я тоже сразу же начну действовать. Объявлю на всей освобожденной территории набор в училище. — Генерал еще раз взглянул на массивное здание. — Сколько здесь поместится людей — батарей двадцать?
— Нет. Самое большее — восемнадцать.
— Да нет, больше…
— Максимум — восемнадцать. Я подсчитал… — стоял на своем полковник.
— Итак, в ближайшие дни начну направлять вам кандидатов. Отбирайте самых лучших! Помните, это будущий кадровый состав нашей артиллерии.
Генерал попрощался и уехал. Спустя несколько часов к Ольчику явился хорунжий, командир хозяйственной роты. Вечером у здания училища остановился транспортный взвод. А на следующий день из Люблина прибыли шесть офицеров. Генерал сдержал свое обещание.
Полковник Ольчик был сыном лодзинского рабочего, приговоренного царскими властями за участие в революционном движении к ссылке. Родился он в Сибири. Родителей потерял рано. После Октябрьской революции шестнадцатилетний паренек был направлен в школу красных командиров, которую окончил с отличием. Затем учился в военной академии в Москве. После ее окончания сражался с японскими милитаристами на озере Хасан, принимал участие в советско-финляндской войне.
С первых же дней нападения гитлеровской Германии на Советский Союз находился на фронте. Пережил тяжелое время отступления, сражался под Смоленском, под Москвой. Был несколько раз ранен. Но всякий раз быстро, как он говорил, «скоростным методом», залечивая раны и возвращался в строй. В четвертый раз немецкая пуля настигла его при освобождении Украины. На этот раз рана оказалась тяжелой, и полковник почти полгода пролежал и госпитале в Москве.
В свою часть уже не вернулся. Со свойственной ему энергией принялся за формирование вверенного ему полка легкой артиллерии в 1-й дивизии Войска Польского. Потом началось наступление, и его отозвали в распоряжение Главного штаба Войска Польского. Там он получил новое задание: организовать офицерское артиллерийское училище в Холме.
С первых же дней Ольчик с головой ушел в работу. Ему приходилось заниматься массой всевозможных дел — учебных, политических, хозяйственных, начиная с вопросов снабжения и кончая подбором офицерских кадров для несуществующих еще батарей. Надо было построить большую столовую с кухнями на три тысячи человек, оборудовать медпункт и лазарет с необходимыми медикаментами, завезти койки, постельное белье, обмундирование, оружие. Требовалось где-то раздобыть множество вещей, достать которые в военное время было практически невозможно: продукты, дрова и уголь, доски, стекло, наглядные пособия, канцелярские принадлежности. Транспорт в возрожденной Польше функционировал слабо, а беспомощный, недавно созданный гражданский административный аппарат был бессилен предпринять что-нибудь радикальное.
Ольчик часто не успевал поесть, недосыпал, стараясь ничего не упустить из виду. Ругал и хвалил, метал громы и молнии и обещал представить к наградам. Работал без отдыха и требовал того же от других.
Генерал дивизии не ограничивался чтением докладных Ольчика и чуть ли не ежедневно звонил ему и расспрашивал:
— Сколько человек вы уже можете принять? Как со снабжением? Офицерскими кадрами? В чем еще нуждаетесь?
Эти разговоры заканчивались, как правило, категорическим напоминанием:
— Торопитесь, полковник, торопитесь. Вы же не дом отдыха организуете, а военное училище. Вы что, не знаете, как нам нужны офицеры? Нельзя терять ни одного дня…
Ольчик поддакивал, а потом набрасывался на своего интенданта:
— Вы что, майор, решили, что училище будет создаваться лет пять или больше? Сколько раз я должен напоминать вам про койки?
Интендант, добродушный толстяк, молча выслушивал нагоняй, думая про себя: «А где я, черт побери, найду эти койки? Шутка сказать, полторы тысячи штук…»
Потом садился в газик и надолго исчезал.
Через несколько часов присылал кого-нибудь за машинами, которые возвращались нагруженные «трофеями». А знакомым жаловался:
— Загонял меня совсем старик… — Ольчик был моложе его лет на пятнадцать. — Похудел за это время на шесть килограммов.
Полковник Ольчик жил училищем и уже представлял себе, каким оно будет через месяц, через две
