— Кто же это мог им сказать? Ведь только вы об этом знали… — прошептал Лубиньский.
— У них своя агентура, — ответил Добжицкий и добавил: — Я предупредил вас на свой страх и риск. А теперь, если не хотите попасть к белым медведям… — Что же нам делать? — спросили они.
— Я иду проверять посты. Когда вернусь, чтобы духу вашего здесь не было. И ваших винтовок. Поторапливайтесь. Вернусь и сразу же подниму тревогу.
— Куда же идти? — Станецкий нерешительно топтался на месте.
— Если не знаешь, то жди. Слотницкий найдет место, куда тебя доставить…
Лубиньский, уже решив, резко оборвал Станецкого: — Хватит валять дурака! Собираем манатки и сматываемся…
Известие о дезертирстве было вторым ударом по батарее.
На этот раз Слотницкий понял, что дело зашло слишком далеко и вряд ли закончится для него благополучно. На него как на воспитателя курсантов батареи ложилась ответственность за дезертирство.
После некоторых размышлений он написал рапорт с просьбой перевести его на другую должность и отправился с ним к Орликовскому, надеясь, что заместитель начальника училища правильно воспримет его поступок и оставит в училище.
Однако этому не суждено было сбыться. Орликовский как раз составлял донесение в Люблин и без колебаний принял решение по рапорту Слотницкого. Он тут же дописал: «Заместителя командира батареи, в которой произошло дезертирство, направляю в распоряжение вышестоящего начальства».
Наутро Слотницкого уже ее было в Хелме.
Зато осталась шестая батарея, внутри которой велась ожесточенная борьба. Орликовский настаивал на ее расформировании, но полковник Ольчик категорически возражал против этого. Он даже заявил своему заместителю, что, по его мнению, такая обстановка в училища вызвана отчасти его бюрократическими методами работы.
Вместо Слотницкого занятия вел Лис. От этого они не стали интереснее. Лис говорил сухим, казенным языком… При этом заместитель командира дивизиона и не скрывал своей неприязни к курсантам. Те сразу почувствовали это. Их будущее казалось им совсем беспросветным.
Несколько дней спустя после случая дезертирства тяжело заболел лейтенант Чернюк. Казуба разузнал, что врачи не обещают его быстрого возвращения в строй. Второй взвод остался без командира.
Ребят из шестой батареи охватило подавленное настроение. Им казалось, что все относятся к ним враждебно. Опозоренные, бессильные что-либо предпринять, не имея доказательств своей непричастности к этим происшествиям, они постепенно свыклись с мнением остальных, что являются противниками народной власти… Эти настроения использовала группа Добжицкого. По батарее расползлась, словно гнилая, вонючая плесень, сплетня о том, что во взводах сидят шпики, которые доносят о каждом разговоре, что батарея вот-вот будет распущена, а курсантов отправят в штрафные батальоны…
Такова была обстановка в шестой батарее, когда в училище прибыли подпоручник Мешковский и хорунжий Брыла.
Часть третья
I
Батарея спит. В казарме тишина. У дверей, «выстроившись», стоят сапоги. Их безупречно ровные ряды, блеск голенищ и ровно сложенные портянки свидетельствуют, что дневальный следит за порядком.
В спальнях близко друг к другу стоят двухъярусные койки. Хотя окна распахнуты настежь, воздух в небольших комнатах к утру становится плотным, тяжелым…
У двери спальни второго взвода торопливо и неслышно одевается Добжицкий. Он встает раньше всех. С подъема ему положено следить за соблюдением распорядка дня во взводе. Через несколько минут он проверит, как заправлены койки. Только на первый взгляд это кажется пустяком, а на самом деле — испытанный способ укрепления дисциплины. Кроме того, между взводами в этом отношении ведется как бы состязание.
Не спит еще один курсант. Его койка стоит у самого окна, парень стойко борется со сном, хотя глаза у него слипаются. У него на подушке тетрадь, и он беззвучно шевелит губами, что-то заучивая. Когда же сон все-таки одолевает курсанта и голова падает на тетрадь, тут же просыпается. Трет глаза руками, затем снова принимается за чтение.
Остальные спят. Их ровное дыхание не нарушает тишину, а наполняет жизнью. В помещении душно. Сейчас, когда до подъема остаются минуты, приходит самый крепкий и сладкий сон.
Резко врывается в тишину звонкая команда дневального: «Подъем!» Курсанты вскакивают с коек. Натянув одним махом брюки, выбегают в коридор за сапогами, затем наперегонки мчатся в умывальную комнату. Кто окажется там первым, тот выигрывает несколько ценных минут. Их можно использовать, чтобы более тщательно заправить койку, поговорить с товарищами или заглянуть в учебники.
Заместитель командира взвода внимательно наблюдает за своими подчиненными. Вдруг его лицо принимает суровое выражение. Подойдя к одной из коек, он резким движением срывает с нее одеяло. Под ним, согнувшись калачиком, спит маленький, худенький паренек. Добжицкий тормошит его за плечо:
— Вставайте, Ожга! Может, прикажете для вас устраивать подъем отдельно, а? — Он буквально стаскивает заспанного курсанта с койки. — Если еще раз придется так поднимать вас, получите два наряда вне очереди.
Стоящий рядом с Добжицким Ожга совсем похож на ребенка. Он трет, как маленький, глаза кулаками, морщится, будто вот-вот расплачется. Не очнувшись еще совсем ото сна, смотрит на командира. Проходит немало времени, прежде чем до него доходит, что он не дома. Только тогда курсант начинает торопливо одеваться, бормоча что-то под нос.
В умывальной комнате стоит шум голосов.
— Ну и сон мне приснился! — с сожалением в голосе говорит высокий, стройный брюнет. — Ну и девочка мне снилась — чудо! А грудь, а ножки…
— Ну и как, договорились встретиться? — любопытствует заспанный блондин.
— Малость времени не хватило. Надо же было дневальному объявить в этот момент подъем!
— Действительно, черт побери, не мог уж подождать, — сказал кто-то с досадой.
Кто-то в шутку замечает:
— Э-э, если бы он ждал, пока Вихшиньский нацелуется, то подъем устроили бы в восемь и мы наверняка остались бы без завтрака.
Стекла в окнах дрожат от взрыва хохота, сопровождаемого плеском воды, пофыркиванием и покашливанием курсантов. Кто-то нетерпеливо подгоняет: «Ну, быстрей, быстрей! Видите, люди ждут!»
Тем временем в спальнях идет заправка коек. Этим ответственным делом руководят заместители командиров взводов. От их глаз ничего не скроешь!
Через несколько минут койки заправлены, и курсанты собираются небольшими группами в коридоре. Дневальный объявляет:
— На зарядку, в две шеренги, становись!
Коридор гудит от быстрого топота ног. Беспорядочная толпа быстро превращается в две ровные шеренги курсантов.
Когда Брыла и Мешковский вошли в комнату, они застали там одного из командиров взводов. Тот,
