— Идет! — подхватил шутку Мешковский. — Литр водки устраивает?
— Согласен.
Беата вошла в комнату Мешковского сразу же после ухода Брылы. Села на стул, на котором только что сидел хорунжий, и спросила:
— Кто этот интересный молодой человек?
— Офицер из нашей батареи.
— Дада мне о нем ничего не говорил…
— Прибыл недавно, вместе со мной.
— Командир взвода?
— Нет, заместитель командира батареи по политико-воспитательной работе.
— Вот как?.. Зачем приходил к тебе?
Расспросы начали действовать Мешковскому на нервы.
— Да так. Поговорить.
— Ты с ним, надеюсь, не дружишь?
— А если бы и так? Что в этом плохого?
Беата поглядела на него, сощурив от злости глаза.
— Ну, знаешь! Ты, видимо, не понимаешь, что говоришь! Ведь это же мерзавцы…
Мешковский невольно подумал, что предположения Брылы сбываются. Резко оборвал ее:
— Знаешь что, Беата, давай поговорим на другую тему. Зачем попусту заводиться…
— Как знаешь… — согласилась она нехотя. — Ты просто удивляешь меня… Ну ладно, — добавила она быстро, видя, что тот хмурит брови. — Я пришла, чтобы сказать тебе нечто важное. Я только что была у портного… Тебе нужно завтра же пойти к нему. Он подгонит тебе мундир и шинель по фигуре. — Подойдя к нему вплотную, Беата заискивающе зашептала: — Ну признайся, что твоя подруга просто прелесть. Думает только о тебе. Ну скажи…
VIII
Неприятности начались с самого утра. За завтраком Мешковский подсел к столику Казубы. Командир батареи тут же спросил:
— Конспект подготовили?
Мешковский совсем забыл о конспекте. Ему стало не по себе. Это чувство усилилось еще и потому, что его начальник не устроил ему, как он ожидал, головомойку. Только испытующе поглядел и сказал:
— Так не годится, коллега. Чтобы это было в последний раз.
Мешковский воспользовался двумя свободными часами для подготовки расписания занятий на понедельник. В двенадцать часов, во время перерыва, он разыскал Казубу и попросил его посмотреть конспект. Тот согласился. Зашли в офицерскую комнату и принялись за работу.
Янек не ожидал, что Казуба так серьезно отнесется к занятиям. В некоторой растерянности он наблюдал, как тот перечеркивал красным карандашом страницы тетради, вносил поправки и дополнения. Командир батареи тщательно просмотрел расписание занятий, каждую строчку в отдельности, давал советы, поправлял, объяснял. Затем закрыл тетрадь и, отдавая ее Мешковскому, сказал:
— Не забывайте, подпоручник, что вы готовите офицерские кадры. Для этого надо самому учиться. У командира взвода в нашем училище предостаточно времени. Можно совершенствовать, повышать свою квалификацию, для этого созданы все условия. Было бы только желание.
Последние слова сопровождались подчеркнутой интонацией и многозначительным взглядом.
Уже стоя у двери, Казуба, показывая на тетрадь, добавил:
— Поправьте. Завтра еще раз посмотрим.
Мешковский договорился встретиться с Беатой в час дня, чтобы вместе пойти к портному. Сначала он хотел было отпроситься у командира батареи, но затем передумал. После неприятностей с конспектом было бы глупо сообщать, что хочешь перешить мундир. Он боялся услышать в ответ на просьбу уйти с территории части, что «учеба важнее мундира» или что-то в этом роде. И он ушел из училища, не спросив ни у кого разрешения.
Беата, как обычно, была прекрасна и мила. Тараторила всю дорогу, рассказывала забавные истории, заглядывала ему в глаза. Но Мешковский, казалось, всего этого не замечал. Утренний разговор с Казубой не выходил у него из головы. Ведь до сих пор он никогда не имел замечаний по службе. Его самолюбию был нанесен удар.
Портной снял мерку и обещал быстро переделать мундир. Увидев, что мундир новый, заметил:
— Жаль, что вы не взяли размером побольше.
— Можно поменять, — вспомнив Суслу, предложил Мешковский.
— Прекрасно. Возьмите, если можно, мундир самого большого размера, — посоветовал мастер.
Прощаясь, Мешковский, понизив голос, спросил насчет цены. Портной назвал сумму, в несколько раз превышающую месячный оклад Мешковского.
Настроение у него вконец испортилось.
Возвращались домой молча. Только сейчас Беата заметила, что он не в настроении. Минуту глядела на него и затем спросила:
— Что это ты сегодня не в своей тарелке?
— Да нет, с чего ты взяла… — ответил он.
— Если из-за денег, то глупо…
Молча прошли еще несколько шагов.
— Я видела у тебя пистолет вальтер…
— Да, есть, — лаконично подтвердил он. — Ну и что?
— Могла бы найти на него покупателя… — начала Беата, но Мешковский глянул на нее так, что она прикусила язык.
— Я не торгую оружием, — проворчал он со злостью.
— Один офицер… — хотела сказать Беата в свое оправдание, но Мешковский резко оборвал ее:
— Все равно! Я не собираюсь его продавать.
— Как хочешь, — пожав плечами, ответила она с обидой. — Тогда у меня к тебе другое предложение: я могу одолжить тебе денег. Отдашь, когда они у тебя появятся.
— Нет, спасибо, — прервал ее Мешковский. Они подошли к дому. Он попрощался и быстрым шагом направился к училищу, затем свернул на склад обмундирования.
Сусла встретил его радушно. Когда услышал, что может чем-то услужить своему подпоручнику, готов был на все. Тут же подобрал мундир и шинель таких размеров, что из них, как выразился в шутку, можно было сшить два комплекта обмундирования. Когда все было упаковано, Сусла начал расспрашивать офицера: куда его направили и как сложились у него отношения с личным составом в батарее?
— Так вы в шестой батарее? Тогда я должен вам кое-что сообщить… — Став сразу серьезным и взяв Мешковского под руку, Сусла вышел с ним в коридор. Понизив голос, он загадочно прошептал: — У вас в батарее есть старшина старший фейерверкер Зубиньский?
Тот подтвердил. Сусла поднял указательный палец и сказал:
— Никакой он не старший фейерверкер…
Закончить разговор ему помешало появление в коридоре трех офицеров. Когда те направились к складу, Сусла беспомощно развел руками:
— Столько работы, что даже поговорить некогда. Об остальном расскажу как-нибудь в другой раз. Надо идти, служба не ждет.
Выходя со склада, Мешковский задумался над тем, о чем ему рассказал Сусла. Он долго не мог ничего понять, пока не появилось предположение, показавшееся ему весьма правдоподобным.
«Сусла — старый солдат, знал многих, кто служил в армии до тридцать девятого года. Наверняка знал
