— Да, только парень уже научен горьким опытом. «Меня били и не такие… — рассказывал он. — Поэтому научился так подставлять бока, чтобы поменьше доставалось…» Но, несмотря на это, все его лицо превратилось в сплошной кровоподтек.
Ожеховский присел на краешек койки.
— Давай, Куделис, поправляйся поскорее и возвращайся в батарею. Мы все ждем тебя.
Раненый с усилием улыбнулся.
— Спасибо, ребята, спасибо вам! — В его голосе слышалось волнение. — Я и сам хочу вернуться поскорее. Необходимо бороться, ведь столько еще мрази вокруг! Ты, Чулко, наверное, меня понимаешь?
Чулко кивнул. Куделис с мольбой в голосе обратился к Мешковскому:
— У меня к вам, товарищ подпоручник, огромная просьба!
— Говори… Если могу…
— Я не хочу отставать в учебе, ведь я и так не особенно силен. Если к тому же много пропущу, то не смогу наверстать…
— Мы тебе поможем! — воскликнул Ожеховский.
— Попросите, чтобы меня перевели в лазарет училища… — продолжал Куделис. — Туда бы могли ежедневно приходить товарищи и рассказывать, что было на занятиях…
— Хорошо, постараюсь…
— Обязательно сделайте, товарищ подпоручник. Если можно, завтра же, чтобы не оттягивать…
Договорились! Сделаю все, что в моих силах, — еще раз пообещал Мешковский.
— Я уже говорил об этом с хорунжим Брылой. Он мне тоже обещал…
Мешковский обратился к курсантам:
— Ну что ж, нам пора. Вот-вот придет медсестра и прогонит нас…
— А кто сегодня дежурит? — поинтересовался Куделис.
— Такая строгая…
— Рыженькая… Ольга? — В глазах парня мелькнули веселые искорки. — Девушка что надо…
— Ну раз ты обратил на нее внимание, значит, раны твои не так уж опасны, — улыбнулся Мешковский.
В коридоре они снова столкнулись с Ольгой. Мешковский остановился, словно что-то припоминая.
— Подождите меня у выхода, — велел он курсантам и догнал девушку.
Выясняя у нее возможность перевода курсанта из госпиталя в лазарет, офицер испытующе оглядывал девушку. Только сейчас он увидел, какая она красивая. Ольга почувствовала это и едва заметно улыбнулась.
— Да забирайте его хоть завтра. У нас каждая койка на учете. А он может лечиться и в лазарете, — ответила она на вопрос Мешковского.
Офицер заглянул ей в глаза и выпалил:
— Ну и дурак же парень…
— Почему? — удивилась она.
— Дурак, и все. Сам хочет поскорее выбраться отсюда. Я бы на его месте с удовольствием полежал под вашей опекой месяца два!
— Неужели? — насмешливо поглядела она на Мошковского.
— Клянусь вам!
— Не клянитесь. Может, и дня бы не выдержали…
— Давайте попробуем, — поспешно предложил Мешковский.
Девушка удивленно посмотрела на него:
— Это как же?
— Встретимся еще…
Ольга весело рассмеялась:
— Вы, я вижу, привыкли атаковать с ходу!
— Конечно, — не растерялся Мешковский. — Значит, договорились?
— У меня на это нет времени. Но есть выход…
— Какой же?
— Заболейте. Тогда вас положат в госпиталь, а я со своей стороны, обещаю вам заботливый уход…
На следующее утро Мешковский снова отправился в госпиталь — Куделиса переводили в лазарет училища.
Пока курсант с помощью санитара одевался, Мешковский разыскал медсестру, с которой познакомился накануне. Но и на этот раз ему не удалось договориться с ней о свидании.
Вечером, лежа в постели, Мешковский признался товарищам:
— Знаете, а я познакомился с симпатичной девушкой…
— Что-о? Где? — заинтересовался Казуса.
— В госпитале.
— Ну и что, договорился о встрече?
Мешковский тихо засмеялся:
— Договорился, только еще не знаю точно когда.
Брыла оторвался от книги и покачал головой:
— Теперь понятно, чего это ты весь день улыбаешься самому себе. А я-то ломал голову…
Мешковский разузнал, когда у Ольги заканчивается дежурство. В сумерках он ждал ее у госпиталя, чтобы проводить домой…
XIII
Организованные Воронцовым занятия на местности продолжались целый день. В учениях, максимально имитирующих реальный встречный бой, участвовали все взводы — первый и второй были выдвинуты на огневые позиции, третий и четвертый поделили на подразделения саперов, разведки, телефонной и радиосвязи.
В училище батарея вернулась вечером. После позднего обеда полковник собрал офицеров, чтобы разобрать с ними ход учений.
…Обсуждение только что закончилось. Воронцов, как всегда, еще весело балагурил с «молодежью» — так он называл офицеров батареи, — излагая на этот раз свои планы на будущее:
— …А когда войн уже не будет, когда рухнет капиталистическое окружение, а моя бренная плоть еще не будет изношена на все сто процентов, знаете, чем я займусь? Стану экскурсоводом в музее минувших войн. Вы только представьте себе: Кирилл Платонович Воронцов, гвардии полковник в отставке, старый вояка, ведет экскурсию школьников и объясняет: «А это, ребятки, «небельверфер» — страшное гитлеровское оружие, которое не спасло фашистов, как и другие «изобретения». А это «тигр» — танк, с помощью которого гитлеровцы намеревались одолеть советские танки. Но из той затеи у них также ничего не вышло…» А ребятишки слушают, таращат глазенки, удивляются и, уходя, говорят: «Навоевались наши отцы, чтобы мы могли жить в мире…» Приятная будет работенка, верно?
И полковник заразительно смеется, увлекая других. Хотел было еще что-то рассказать, но в этот момент в комнату влетел старшина батареи. Он так возбужден, что, несмотря на присутствие полковника, обращается прямо к Казубе и отзывает его в сторону. Они долго о чем-то шепчутся. Командир батареи затем подзывает Брылу, и они втроем выходят в коридор.
— Что-то стряслось, — говорит Романов.
В комнате повисло тягостное молчание. Воронцов, перестав балагурить, собирает вещи, направляется к двери и сталкивается с Казубой, который громко объявляет:
