Он повесил свой пиджак на крючок и взял из выдвижного ящика фартук. Через несколько минут очередь уменьшилась, и Мэри смогла вздохнуть с облегчением. Сперва она обратилась к девушке за прилавком.
- Триша, пожалуйста, сними фартук, будь умницей, сбегай в «Райанс». Передай, что у нас нехватка продуктов, и мы рано закроемся. Скажи, что желающие пусть заходят в ближайшие полчаса, иначе останутся ни с чем.
- А кому сказать, мэм? – забеспокоилась девушка.
- Вот именно: бедной миссис Райан без толку что-то говорить. Дай-ка подумаю. Может, за стойкой бара будет кто-то еще – к примеру, Барт Кеннеди - ему можно передать.
- Силия дома, - сказал Мики. - Мы ехали вместе. Наверное, она уже там.
- Отлично, тогда скажи Силии.
Триша выбежала за дверь и побежала к пабу, довольная, что удалось вырваться из духоты.
- А где все? – Мики оглянулся.
- Столько всего случилось, ты бы знал - расскажу, когда придем домой. Еще полчаса продержаться, и мы свободны.
Вошли несколько человек, Мики принял заказ; вскоре, как и предвидела Мэри, из паба «Райанс» пришла толпа народу. Все беззлобно ворчали: слыхано ли дело, чтобы магазин закрывался раньше паба, это непорядок. Мэри добродушно смеялась и отвечала:
- Но все-таки, я вас предупредила, а могли бы остаться и без закуски, с полными животами пива.
Ей ужинать не хотелось, поэтому Мики взял только одну порцию рыбы с картошкой; жир был вылит, столы и прилавок вытерты, пол начисто выметен, мусор собран в большие черные пакеты, которые сверху завязали проволокой. Наконец, они перешли дорогу и оказались дома.
Под струей горячей воды из-под крана Мэри нагрела тарелку, достала томатный соус, хлеб и масло.
- Тебе налить чаю, или выпьешь чего-нибудь покрепче?
Они достали себе по бутылке «Гиннеса» и сели за стол.
- Билли от нас ушел. И не вернется.
Он уставился на нее, не донеся вилку до рта.
- Сегодня ушел, днем, и не вернется. Никогда.
- Мэри, не может быть.
Она отпила из бокала пива и скорчилась.
- Сначала всегда противно, а дальше вкус отличный. – Она изобразила подобие улыбки.
Мики сглотнул.
- Это недоразумение, только и всего. Обычное дело: люди ссорятся, потом мирятся.
- Да нет же, мы не ссорились, даже не спорили ни о чем.
Мики вспомнил, что близнецы говорили: никто не ругается, когда он дома.
- Ладно, вы не поладили, это бывает – но со временем-то все утрясется, так? – теперь он почти упрашивал.
- Нет. Расскажу тебе все по порядку. Никто не ругался. Тогда еще, в начале лета, было дело: мне казалось, он весь на нервах, чуть что не так – голову откусит, а он считал, что я сама такая. Даже дети заметили.
- Так что случилось?
- Если честно, понятия не имею. В любом случае, летом все было замечательно; как ты и сам знаешь, в магазине отбоя не было от покупателей. Он очень уставал, но ссоры прекратились, и малыш, наконец, стал поспокойней – ведь в первые несколько недель, ты знаешь, они такие чертенята; в общем, мы ни бед ни забот не знали. – Она притихла и уставилась куда-то невидящим взглядом.
Мики молчал.
- Мики, ешь рыбу с картошкой. Можешь слушать и есть.
- Нет, не могу.
Она взяла тарелку и поставила в духовку на самую нижнюю решетку.
- Тогда потом съешь. Все выяснилось как раз сегодня, и если бы я не вернулась, ничего не знала бы. До сих пор. Узнала бы только через неделю, когда весь Ратдун уже был бы в курсе.
- Бога ради, скажи, наконец: в курсе чего?
- Он ушел к Эйлин Уолш - помнишь, к той, которая слишком хороша собой, чтобы торговать жареной картошкой – не зря так люди говорили. Такой вот у нее был замысел. Умно, не правда ли. – Голос ее не дрожал, но глаза странно блестели.
- Вряд ли у них все серьезно. У него просто помутился рассудок, но это пройдет. То есть, куда они поедут, на что будут себя содержать? И как он посмел бросить тебя с грудным ребенком на руках, и со всей семьей?
- Он влюбился в нее. Понимаешь: влюбился. Как мило, правда? В меня он не влюблялся; он меня, конечно, любил, но это, видимо, не одно и то же.
Мики встал, но не нашел, чем занять себя, и снова сел. Мэри продолжила свой рассказ.
- Я собиралась в город. Туда все время по пятницам кто-то едет и может подвезти, а мне много чего надо было купить для магазина – не из того, что мы у поставщиков заказываем, а всякую ерунду: большие пепельницы, например, и пару банок ярко-красной краски для оконных рам – мы собирались окна красить, представляешь, чтобы они сочетались с цветами герани. Короче, вот что случилось: помнишь старушку миссис Кейзи, которая недавно научилась водить машину? Она согласилась меня подбросить. Но только мы миновали гольф-клуб и выбрались на дорогу, мотор забарахлил, зафырчал, зачихал, и стало ясно: все, мы приехали.
Ну вот, подумала я, прощайте покупки. Но миссис Кейзи такая славная женщина, как ее огорчишь. Я сказала: все что ни делается, все к лучшему, в город можно съездить и на следующей неделе, а у меня теперь будет время испечь яблочный пирог, чтобы порадовать Мики.
Мики ощутил огромный ком в горле.
- И я велела ей ждать Бреннанов, потом зашла к ним в гараж и попросила приехать на выручку.
Мэри сделала еще глоток.
- День был чудесный, я собрала букет полевых цветов - нарвала по дороге с живых изгородей. Возвращаюсь и вижу: Билли сидит за столом, а кругом целый ворох бумаг. Я обрадовалась, потому что думала, что его не будет весь день. Говорю, как здорово, пообедаем вместе – сто лет уже так не обедали, – и замечаю, что на двух листах написано: «Дорогая Мэри», - и дальше только две-три строчки. Но я по- прежнему ничего не заподозрила, и пошутила даже: «Объясняешься в любви? По-твоему, я еще не стара для таких писем?» На самом деле, я решила, что у него вдруг появилась свободная пара часов, и он сообщал мне в записке о том, что был дома.
- Мэри, какой ужас, – сказал Мики. Только теперь он начинал верить, что все это правда.
- Что самое жуткое, он разрыдался. Расплакался, как ребенок. Я от страха чуть не умерла: Билли Бернс – и слезы. Бегу к нему, хочу обнять, а он не дается. И все ревет, как малыш, у которого режутся зубки, а я ему: тише, тише, отец услышит. Маленького я оставила у соседки, но ваш отец в это время спит, и он тоже мог испугаться до потери пульса. И тогда он сказал про Эйлин, что она ждет ребенка, ну и все остальное.
Повисла тишина, только тикали часы, и негромкий храп старика доносился из задней комнаты.
- Он сказал, что ему не хватало духу объясниться со мной лично, поэтому он решил оставить письмо. Я говорю, незачем уезжать так скоро – ты, разумеется, можешь остаться, и мы обсудим, что делать дальше. А он ответил, что слов и так сказано слишком много, в этом вся беда, и он уходит.
Мики большой ладонью беспомощно погладил Мэри по плечу.
- Чудной был разговор, и что странно: никто не повышал голоса. Я не обзывала его мерзавцем, и он не кричал, что терпеть меня больше не может, потому что я старуха и зануда.
- Да такое подумать нельзя! – выпалил Мики преданно.
- Нет, он сказал, что я самая лучшая на свете мать и жена, и у него нет слов, как ему жаль, что все так вышло. Говорит, у него просто сердце разрывается. А бумаги – это документы, в которых сказано, что
