без куска хлеба и без крыши над головой. Теперь никто не валяется на улицах, умирая от голода, и люди не переступают через них, с сожалением замечая, что, увы, кто-то не потрудился найти работу и заработать себе на жизнь. Нет, он не намерен вечно жить за счет государства. И очень благодарен, разумеется, за предложение вступить в семейное дело, но мы живем только раз, и на свою жизнь у него свои планы.
И ведь как удачно, что он так решил. Что было бы, не окажись он рядом?
В Дублине, как выяснилось, запросто можно прожить и без больших денег. На какое-то время его приютили юные супруги, ему было где спать и что есть – с ним делились, хотя сами порой ели не досыта. По вечерам он занимался с их детьми, двумя смышлеными мальчиками - повторял с ними пройденное в школе и помогал делать уроки. Но это ему не нравилось: лучше бы они поиграли на улице, думал он. Том пытался убедить молодых родителей, что не надо тревожиться, что дети знают уже достаточно и ни к чему забивать им голову лишней информацией. Этого они взять в толк не могли. Разве не самое главное - заложить основы? И это даст им преимущество перед сверстниками. Но мальчикам всего только девять и десять лет, пройдут еще долгие годы, прежде чем им придется бороться за места, баллы и должности. Нет, бледными мамой и папой никто в детстве не занимался, от того они не преуспели; они не допустят, чтобы та же судьба постигла их детей. Они распрощались по-доброму. Он нанялся к одной старушке садовником, и без ее ведома ночевал у нее в саду, в сарае. Она об этом так и не проведала, и в конце концов, никто не проведал, потому что свою печку и походную кровать он увез задолго до похорон.
Том поработал вышибалой в ночном клубе. Он худощав и по виду не очень-то похож на вышибалу, но что-то у него было во взгляде, что возмещало недостаток мускулатуры. Его босс, один из самых крутых воротил Дублина, уговаривал его остаться, даже обещал повысить, однако, Том чувствовал, что такая жизнь не для него. Он снова уволился, не испортив отношений, но перед уходом поинтересовался у крутого босса, какое в нем самое ценное качество. Босс сказал, что, поскольку он его бросает, то ничего объяснять не обязан, но так уж и быть: у Тома во взгляде читается, что с ним шутки плохи – все понимают, что лучше не связываться. Том запомнил эту характеристику - так же, как запомнил слова старушки, которая сочла его очень обаятельным садовником, и слова девятилетнего паренька о том, что с ним латынь учить куда интересней, чем в школе, потому что казалось, что ты не язык учишь, а разгадываешь головоломку. Но все эти рекомендации были исключительно устными. Новую работу приходилось искать, полагаясь только на личные качества и усердие, каждый раз начиная с нуля.
Как-то все лето он провел в Греции - работал водителем мини-автобуса, очень похожего на теперешний его фургон; колесил по горным дорогам, доставляя отдыхающих из аэропорта в отель и обратно. Еще одно лето он провел в Америке, устроившись вожатым в детском лагере – под его началом были семьдесят беспокойных подростков, которым не терпелось уехать домой. Как-то всю зиму он прожил в Амстердаме, подрабатывая продавцом в сувенирной лавке. Три месяца развлекался в Лондоне, участвуя в акциях по изучению спроса – подходил с анкетой к людям на улицах, задавал разные вопросы. Потом были еще три месяца в Лондоне, куда менее веселые: он работал уборщиком в больнице и приходил в ужас от того, что там видел; с тех пор он проникся большим уважением к медсестрам. Пару раз чуть не проговорился об этом Силии, но все-таки решил о прежних работах никому не рассказывать – это породит вопросы, а на вопросы придется отвечать.
Перекати-полем Том себя не считал, хотя вот уже девять лет после окончания школы нигде надолго не задерживался. Но все равно, ничего бы менять он не стал; не жалел и о тех тревожных днях в больнице, когда возил стариков в инвалидных креслах сквозь многоязычную толпу - там были врачи и пациенты всех национальностей на свете. Зато теперь он может приглядывать за Фил, ведь ему не надо уходить с работы и менять устоявшийся образ жизни.
По всеобщему мнению, Фил была самым славным ребенком в семье. Все так же единодушно считали, что Том из них самый чудной и поладить с ним крайне трудно. У них с Фил самая маленькая разница в возрасте: она старше почти ровно на год. Все шесть Фицджеральдов родились в течение семи лет, а потом юная Пег перестала каждый год производить на свет ребенка. Глядя на детские фотографии, Том думал, что они скорей похожи на группу детского сада, чем на родных братьев и сестер. Но мама говорила: хорошо, что быстро отмучилась. Сначала казалось, что дети неуправляемы - а потом вдруг все сразу выросли. Как бы там ни было, Фил всегда оставалась его лучшим другом и поддерживала его, когда в возрасте шестнадцати и семнадцати лет он вел баталии за право не участвовать в семейном деле. Она тогда жила в большом городе в семнадцати милях от Ратдуна и училась на платных секретарских курсах, поскольку было решено, что ей лучше работать не за прилавком, а в офисе. Но на выходные она приезжала домой и заступалась за Тома. У Фил большое круглое лицо, с которого не сходит широкая улыбка. Он вспомнил, как давным-давно она танцевала с Редом Кеннеди, и ей потом прочли целую лекцию о том, что Кеннеди, конечно, приличная семья, очень хорошая, но следует метить повыше. Фил с негодованием заявила, что не собирается замуж за Реда и вообще пока замуж не хочет, они просто потанцевали - но в ответ все только головами качали.
Таких, как Фил, в Ратдуне звали «славными девушками». Миссис Фицджеральд твердила, что она похудеет, всему свое время. Разве Анна, старшенькая, не была в детстве толстушкой? Миссис Фицджеральд была уверена, что существует некий неписаный закон, который гласит: если девушка хочет найти себе мужа и завести семью, она должна стать худенькой и привлекательной. Так устроен свет. Но с Фил природа такого чуда не сотворила: она осталась пухлой и круглолицей, и ей не были даны впалые щеки и стройная талия, которые, по общему мнению, сыграли важную роль, когда ее сестра Анна увлекла Доминика – очень подходящего юношу, чья семья производит твидовую ткань, - и вышла за него замуж.
Тому не казалось, что его сестра слишком полная; он часто сообщал ей об этом, когда бывал дома на выходных. Говорил, что она, наверное, с ума сошла, если считает себя толстой и думает, что поэтому у нее нет друзей.
- А кто тогда мои друзья? Назови! – со слезами просила она.
Тому нечего было возразить, но ведь он из друзей семьи никого и не знает, помилуйте, он дома почти не бывает. У нее должны быть друзья. Нет, настаивала она, нету. Тогда он из лучших побуждений предложил ей отправиться на отдых для одиночек. Все участники группы едут сами по себе, ни одной влюбленной пары в начале поездки, но есть надежда, что их немало будет в конце. Фил прочитала брошюру и решила, что поедет.
- Только никому не говори, что это тур для одиночек, - советовала мама. – А то тебя будут жалеть. Говори просто: еду отдыхать в Испанию.
Том так и не выяснил, что же именно произошло, но затея не удалась. Фил сказала, что Испания ей понравилась, погода была хорошая, и все. Потом, много времени спустя, он узнал, что все девушки кроме Фил загорали топлесс, и почти все в их туристической группе вступали в тесный физический контакт с одним и более участниками группы – опять-таки, все кроме Фил, – и никто ни с кем и не думал знакомиться, приглашать на танцы и разговаривать, чтобы получше узнать друг друга. Видимо, в поездку отправились люди куда смелей тех, кто приходит обычно на вечера знакомств, и смелость означала готовность оказаться в постели с совершенно посторонним человеком.
Но тогда Том ничего об этом не знал. Фил вернулась притихшая и молчаливая. Вскоре он заметил, что она немного похудела, но вслух не сказал ничего, потому что сам твердил, что вес – это ерунда; начни он восхищаться теперь, она бы решила, что он ее просто жалел. Фил перестала ходить на танцы и больше не ездила с подругами к морю. Впрочем, тогда на все это он внимания не обратил и вспомнил только потом.
Вместе с толпой народа Фил отправилась в Дублин за покупками. Испытание было суровое: поезд уходил в девять утра, в полдень прибывал в Дублин, и в шесть вечера приходилось ехать обратно. Так что все пускались в пробежку по магазинам, а потом, обхватив пухлые пакеты, добирались до вагона и, не чуя под собой ног, падали в кресло, чтобы к вечеру оказаться дома. Всякий раз, решаясь на подобный марафон, Фил звонила Тому, и он ждал ее на станции в своем мини-фургоне, который в ту пору был грязно- бежевым.
Она выглядела очень бледной, и сказала, что в поезде у нее жутко разболелся живот, как будто ножом режут, она плакала и едва не кричала, так что попутчики в один голос советовали ехать в больницу. Том задумался, стоит ли везти ее к врачу - и тут она снова согнулась и застонала. Сомнений не оставалось. Он повез ее в больницу - молча и решительно. Добился того, чтобы ее, как пациента скорой помощи, приняли без очереди. От имени родственников подписал разрешение на операцию по удалению аппендикса; сидел у кровати, когда она проснулась, сообщил, что все прошло хорошо, худшее позади, теперь надо
