- Легко тебе говорить, - возразил директор.
- Нет, - ответил Ковач. - Мне не легко говорить, потому что я знаю, какую ответственность беру на себя. Но раз уж я ее взял, значит, справлюсь.
Директор вздохнул.
- И хочется тебе поверить, и боязно ...
- Понимаю, - сказал Ковач.
- Ладно ... - Голос директора резко, в одну секунду сделался очень усталым. - Ступай отдыхай. Ты, небось, еще и не был в своем доме.
- Еще не был. Ключи мне сегодня утром вручили.
- Вот и оглядишься там у себя. Если еще что понадобится, обращайся.
- Обязательно обращусь, - сказал Ковач.
Послышались его тяжелые, медленно удаляющиеся шаги, а за ними - более дробные и тоже удаляющиеся шаги директора.
Я выбрался из своего укрытия.
Ну и ну!
Выходит, раскосый бандит - Кореец. Да, он и мне показался самым опасным из всех. Высокий и худой - Гильза. Точно, в нем есть какое-то сходство с отстрелянной гильзой. Что толстяка зовут Бегемот, я уже знал.
Но главное не в этом ... Главное в том, что Машке угрожает смертельная опасность! И я даже не могу ее предупредить, не имею права рассказывать о том, что подслушал ...
Однако полутора суток, прошедших с момента, когда я впервые увидел Ковача, мне хватило, чтобы увериться: Ковач с бандитами справится. И, возможно, с самим Варравиным справится, доведись им столкнуться напрямую.
Пожалуй, в цех мне идти незачем. Ковача я там не найду. Но я все-таки решил пройтись. Мне же надо делать вид, будто я не слышал и не видел ничего необычного.
Как ни странно, Ковача в цеху я застал. Он уже собирался уходить и давал указания другим сталеварам, что и как делать в его отсутствие. Все были оживлены и веселы.
Я встал неподалеку, и когда Ковач направился к выходу с комбината, догнал его и пошел чуть поодаль.
Он повернул голову и окинул меня своим странным взглядом.
- Что тебе надо? - спросил он.
- Мне? .. - смутился я. - Да вот, хотел все-таки спросить ...
- Спрашивай.
- Скажи .. , - я замялся. Кто его знает, вдруг я спрашиваю о том, о чем спрашивать нельзя? - Скажи, а как тебе удалось сделать такое с нашим ножом?
- С ножом? .. - Его брови чуть сдвинулись, будто он пытался что-то вспомнить. - Ах, да.
И опять замолчал.
Я все еще шел рядом с ним, мы миновали вахту, вышли с территории комбината. Наконец я решился повторить:
- Так как же?
Он взглянул на меня, будто только что вспомнил о моем присутствии.
- Ты пока не поймешь, - сказал он. - Пойдем лучше поглядим, что за дом у меня теперь.
- Ты приглашаешь? ..
- Приглашаю. - Он выдержал секундную паузу, будто чуточку подумал, прежде чем добавить: - На новоселье.
И опять умолк, словно позабыв обо мне. Но мне большего и не требовалось.
Мы дошли до «инженерного дома», поднялись по отремонтированным ступенькам, прошли по заново настеленным доскам подъезда на первом этаже. Ковач вынул ключи и отпер свежевыкрашенную дверь. Запах краски еще держался, но уже еле чувствовался.
- Заходи, - кивнул он мне, щелкнув выключателем.
В прихожей загорелся свет. Мы вместе прошлись по квартире, заходя в каждую комнату и даже на кухню, всюду включая свет и оглядываясь. В отремонтированной квартире было очень славно. И полы отскоблены, и свежие обои наклеены, и мебель какая-никакая стоит, и занавески на окнах повешены. Но главное - была исправлена большая печь, расположенная в углу кухни, задней стеной выходящая в одну комнату, а боковой - в другую, так что и кухня, и обе комнаты обогревались от нее. В печи имелись и чугунная плита, и духовка. Кроме того, на разделочном столике возле умывальника с раковиной стояла маленькая электроплитка.
И запас дров был.
Я дотронулся до печки. Теплая. Значит, ее протопили как следует. Правда, в доме все равно было, мягко говоря, нежарко. Топили-то ее, видимо, утром, а на улице мороз минус двадцать, вот квартира и успела остыть. Да еще сколько лет дом стоял совсем холодным, нетопленым. Он теперь начнет забирать тепло в каждую половицу, в каждую стену и каждую балку перекрытия, пока все это не прогреется, и только тогда в самой квартире установится ровная хорошая температура. На это понадобится несколько дней, не меньше.
В общем, скинуть куртку и шапку я не решился. Ковач, осмотревшись, взглянул на меня.
- Зябко? - спросил он.
И, не дожидаясь моего ответа, выдвинул заслонку, открыл дверцу топки, заложил в нее березовых поленьев и дунул изо всех сил на остававшиеся горячие угольки. Они из матовых сделались бледно- багровыми, потом пустили россыпь искр, и буквально через две минуты дрова уже горели, весело потрескивая.
(Я потом дома попытался проделать то же самое, когда растапливал печку, и у меня ничего не получилось. Сколько я ни дул, угли все равно лишь слегка краснели и пускали одну-две искорки, а ведь они были свежее и горячее, чем в печке Ковача. Пришлось мне в конце концов воспользоваться обычным способом: спичками, старыми газетами и щепками. «Это же какая силища в легких нужна, чтобы полуостывшие угли раз дуть в пламя!» - подумалось мне тогда.)
Сразу сделалось теплей, веселей и уютней.
- Теперь я здесь живу, - сказал Ковач, обращаясь то ли ко мне, то ли к самому себе.
Я придумывал, что бы такое сказать, чтобы завязать беседу.
- А ты знаешь, что в этом доме водятся привидения? – спросил я.
- Знаю.
- Тебе что, уже рассказали?
- Да.
- И ты не боишься? - поинтересовался я.
- Нет.
- Говорят, на этом месте казнили пугачевцев ...
- Да, - все так же односложно ответил он. А потом, подумав, добавил: - Но это было очень давно.
- Так ведь привидения бессмертные, разве нет? - сказал я. - Может хоть тысяча лет пройти, они все равно будут разгуливать, если им так нравится.
- Особенно сегодня, - согласился он. - Но сегодня они нестрашные.
- Почему? - удивился я.
- Крещенский сочельник, - пояснил он. - В крещенский сочельник они любят порезвиться, но особого вреда причинить не могут. Вода на подходе.
Я не все понял, но решил поразмыслить над непонятным потом, и снова спросил:
- А когда они бывают страшные?
- На Масленицу, - ответил он.
- Почему?
- Так повелось.
- А на Масленицу они и для тебя могут быть страшные? - спросил я. - В смысле, тебе навредить?
