— Хорошо, — сказал он. — Вы люди большие, самостоятельные, поэтому имеете полное право предпринять полнометражное, так сказать, плавание. Одно условие — заранее определитесь с маршрутом, чтобы, в крайнем случае, я мог быстро найти вас на катере.
Мы с Ванькой и Фантиком переглянулись.
— Можно мы немножко подумаем? — спросил я.
— Можно, — ответил отец. — Но учтите, времени на раздумья у вас совсем немного. Если завтра утром вы собираетесь отплывать, то сегодня перед сном вы должны твердо определиться. Иначе никуда не поплывете, честное слово даю!
И тут во дворе басовито залаял Топа — кому-то могло показаться, что он злится и готов на кусочки разорвать некоего нежданного гостя, но мы-то отлично различали на слух оттенки его лая. Топа лаял вполне добродушно, будто приветствуя, а заодно и немного предупреждая, по обязанности. Так он встречал людей, которых хорошо знал и к которым относился с полным доверием.
— Интересно, кто это? — удивился отец. И хлопнул себя по лбу. — Ах, да, это ж отец Василий! Он грозился, что как раз сегодня вечером заскочит насчет очередной делегации священников, которые хотят побывать у Трех Сестер.
Отец Василий — это наш местный священник. Высокий, худой, с резкими движениями, гоняет по округе на потрепанном УАЗике военного образца, занимаясь устройством всяких добрых дел. Эти дела он называет «моя партизанщина» — и вообще, в его облике есть что-то от партизанского вожака или от лихого военачальника. Он, как нам с Ванькой кажется, довольно сильно похож на Чапаева — если бы он сбрил бороду, оставив только усы, то сходство вообще было бы полным. «Моей партизанщиной» он называет свои действия ещё и потому, что все его затеи — устройство ежедневных бесплатных обедов при церкви для пенсионеров и прочее — это целиком его инициатива, и он во все времена, случалось, наживал из-за них неприятности. Я рассказывал в одной из предыдущих повестей (в «Тайне неудачного выстрела», если вы читали и если вы помните), как нам довелось узнать, что в советское время у отца Василия было достаточно много проблем из-за его «непокорства». Мало того, что он вел себя с партийными властями очень независимо, он ещё и отказывался писать так называемые «отчеты» о настроениях среди местного населения, которые (настроения, я имею в виду) были ему хорошо известны: ведь одних исповедей он выслушал на своем веку столько, что не сочтешь. Из-за этого его всячески зажимали и, когда встал вопрос — давным-давно это было, ещё до моего рождения, о том, чтобы перевести его в Москву или в другой крупный центр, поскольку его слава хорошего священника уже далеко разошлась, областные власти и областное управление КГБ встали на дыбы так, что церковное начальство не решилось им противоречить. Так отец Василий и остался в нашем озерном краю — о чем, кстати, он ни капельки не жалел. Он любил этот край, знал как никто его историю и культуру, собрал колоссальную библиотеку и колоссальный архив по истории нашего края, и даже несколько раз подсказывал археологам, где им стоит копнуть, чтобы вернее всего наткнуться на поселения древних славян. И его прогнозы всегда сбывались.
Потом, когда кончились гонения на церковь, он воспользовался этим, чтобы как можно больше людей приобщать к вере и как можно большему количеству людей помогать. Кроме бесплатных обедов, он организовал воскресную школу, наладил сбор старой одежды и игрушек для сирот и «сирот при живых родителях» — то есть, детей алкоголиков и преступников, сидящих по тюрьмам и лагерям, а и тех, и других в нашем краю было немало. Тут он стал получать по шапке с другой стороны: от церковного начальства. Ему несколько раз делали внушение, что, мол, слишком много средств у него уходит не на церковь, а на посторонние цели, и не худо бы ему было сдавать побольше выручки наверх. Тем более, наш Город — очень старый и красивый, мимо него пролегают основные туристские маршруты на север, и автобусные, и теплоходные, к Ладоге, Кижам, Карелии и, как я уже упоминал, до самых Соловков — а туристы такой народ, что всегда щедро кладут в ящики для пожертвований тех церквей, которые осматривают по пути. Но отец Василий, как и в прежние времена, упрямо гнул свою линию и заставил всех примириться со своей «партизанщиной».
С отцом они очень дружили, и отец, пользуясь всеми своими возможностями, весом и влиянием (а, как вы понимаете, хозяин крупнейшего заповедника, обступающего Город почти со всех сторон — это не последняя фигура в области), всячески ему помогал во всех его благих начинаниях, и отец Василий числил отца одним из лучших своих прихожан, хотя отец относился к религии довольно спокойно и в церкви бывал скорее из уважения к отцу Василию, чем из-за такой уж приверженности вере.
— Отец Василий — не из тех, кто кинулся напяливать рясу, когда выяснилось, что теперь церковь становится сытной кормушкой, — говаривал отец. — И такому священнику стыдно не помочь.
Очень часто отец Василий обращался к отцу и за помощью другого рода. Дело в том, что в глубине заповедника находится множество мест, очень почитаемых верующими людьми. И древние скиты святых (и частично потом канонизированных церковью) отшельников, и их могилы, и чудотворный источник, бьющий с такой силой, что даже зимой из него можно попить воды, если расколоть корку льда, и часовня, которую, по преданию, сложил монах-иконописец, когда ушел в леса, чтобы написать важнейшую свою икону рассказывают, он поселился в скиту, и работал над иконой больше двух лет, а для укрепления физических и духовных сил потихоньку ставил часовню, сам таская камни для фундамента, а потом валя бревна, ошкуривая их и складывая сруб. Одной из основных достопримечательностей считалась и поляна Трех Сестер — или просто Три Сестры, как это место часто называют в наших краях. В пятнадцатом, по-моему, веке там жили, удалившись от мира, три сестры-монахини, и холмики их могил до сих пор высятся рядком на поляне. Каждый год к нам наезжает множество паломников, чтобы посетить все эти места и поклониться им. Но, поскольку все эти достопримечательности находятся в самой глуши заповедника, среди волчьих, медвежьих и кабаньих логов и троп, то отправляться туда без опытного проводника просто небезопасно. Вот отец, когда к нему обращаются, и водит туда экскурсии, сам снося нашествия паломников «с истинным терпением святого мученика», как посмеивается мама.
Надо сказать, что отец Валентин не докучает отцу просьбами сопроводить тех или иных священников к святым местам, зная, как отец загружен, и если просит — то только за тех людей, в которых уверен. Видно, к новоприбывшей делегации паломников-священнослужителей он относился с большим почтением, раз решился побеспокоить отца.
— Мир дому сему! — провозгласил он, заходя на кухню и благословляя всех широким размашистым жестом.
— Спасибо, батюшка, — отозвалась мама. — Перекусите с нами?
— От чайку не откажусь, — улыбнулся отец Василий. Он говорил с такой энергией и напором, что даже крупные «О» нашего местного говора («От… не ОткОжусь» — приблизительно так, мы ведь «окаем», и за наше оканье нас, бывает, поддразнивают туристы и приезжие из других районов России) получались у него не округлыми, а какими-то полными острых углов, так и режущими воздух. Он потрепал Ваньку по голове. — А как поживают мои крестники?
Отец Василий крестил и меня, и Ваньку, и подарил нам образки-медальончики с изображением наших святых, которые мы постоянно носили на шее. Ну, я ведь рассказывал, в «Тайне наглой сороки», как мой образок спас нам жизнь.
— С крестниками беда, батюшка, — усмехнулся отец. — Вообразили себя взрослыми, парусную лодку соорудили и хотят отправиться в поход с ночевкой. Вот мы и прикидываем для них самый безопасный маршрут. Может, вы что посоветуете?
— Гм… — пробормотал отец Василий, усаживаясь за стол. — Да тут и думать долго нечего. — Я бы на вашем месте благословил их пройти до острова Коломак и обратно. Остров тихий, безлюдный, водный путь без подвохов, ходу под парусом часа три-четыре. Ну, назад, наверно, поболее, потому как против течения придется идти. Но устроиться там на ночлег можно со всеми удобствами, да и есть, что посмотреть. Одно архиерейское подворье чего стоит! Хоть и в развалинах оно, но ведь для ребят полазить по развалинам ещё интересней, чем по целехоньким постройкам…
— А откуда там взялось архиерейское подворье? — заинтересованно спросила Фантик.
— Тоже история занятная, — отец Василий усмехнулся в усы. — В шестнадцатом веке объезжал по воде всю свою епархию здешний архиепископ. И попал он в страшенную бурю — такую, какой сроду здесь не бывало. Вот и стал он молиться, и словно кто-то рукой взял его судно и перенес — протолкнул, точнее сказать — в тихую бухту острова Коломак. Архиепископ и его спутники выбрались на берег, сумели переждать бурю, а когда рассвело и пелена дождя спала, то увидели они, что сидят под валунами, над
