вершиной. Рэйчел бежит красиво. У нее длинные загорелые ноги, она высоко и уверенно держит голову. Мистер Келли говорит, что если бы Рэйчел была беговой лошадью, за нее без вопросов давали бы тысячи фунтов, и Спенсер делится этой информацией с Хейзл.
Рэйчел возвращается, и Спенсер нажимает кнопку на секундомере. Сообщает, что она установила мировой рекорд по времени прохождения крута, и Рэйчел смеется, стараясь успокоить сбившееся дыхание, руки на коленях. Все будет хорошо.
– Спорим, я могу быстрее, – говорит Хейзл.
– Я засеку время, – предлагает Спенсер.
– Просто сейчас не хочу.
Рэйчел снова убегает, и пока Спенсер и Хейзл наблюдают за ее бегом, они, сами не зная почему, смутно понимают, что намного веселее стоять вот так на вершине поросшей травой дюны, рядом, чем, например, не стоять рядом друг с другом. Они знакомятся, задавая друг другу простые вопросы, начиная с того, «где ты живешь», и «что делает твой папа», и заканчивая такими: «женаты ли твои родители» и «кто твоя любимая знаменитость», и еще «а почему ты не в школе».
– Отец отпуск взял, – ответил Спенсер.
– Почему сейчас?
– Так дешевле.
– Ты же пропускаешь школу.
– Папа говорит, что это не важно, потому что мы будем профессиональными спортсменами.
– Правда?
– Рэйчел собирается стать олимпийским чемпионом. Она моя сестра.
Пока Рэйчел наматывает круги, Спенсер объясняет, почему они часто переезжают с места на место, и Хейзл говорит: «Ну и что?» Ее отца только что избрали лучшим торговым агентом 1993 года, а вот у Спенсера отец часто имеет дело с ящиками, набитыми мебелью, которые принадлежат всяким известным людям.
– Например?
– Например, Джону Мейджору.
Оба смеются.
– Мои родители женаты, – говорит она, – хотя мама считает, что у папы кто-то есть.
– Правда?
– Конечно, нет, он ведь женат.
Спенсер говорит, что он не уверен в своих родителях, потому что папа иногда подозревает, что Спенсера им подкинули в роддоме, так что, может быть, его настоящие родители и не женаты.
– Ривер Феникс,[7] – говорит Хейзл.
– Что?
– Моя любимая знаменитость.
– А моя – «Королева», – говорит Спенсер. Их смешит этот разговор, и они снова хохочут. Рэйчел возвращается. Она спрашивает Спенсера, какое у нее время, но он забыл включить секундомер, поэтому приходиться что-то выдумать. Еще один мировой рекорд.
– Спенсер – мой тренер, – говорит Рэйчел. – Мы будем первыми.
Хейзл видит в словах Рэйчел вызов, и произносит:
– А мой папа посылает по сто рождественских открыток каждый год.
Спенсер пытается припомнить что-нибудь более впечатляющее, но не может, поэтому спрашивает Хейзл, что у нее в сумке. Тут на вершине появляется Олив, она ложится на живот и продолжает читать свою книжку.
– Это моя сестра, – говорит Хейзл, – ее зовут Олив. Она много читает.
Рэйчел ложится на спину и начинает болтать ногами, делая «велосипед», а Хейзл вываливает содержимое сумки на песок. Появляются полотенце, три апельсина, пакетик дробленых лесных орехов, упаковка витаминных добавок, телефонная карточка и запасной свитер, «Свежий ветер в ивах», пара красно-белых вязаных перчаток (отлично греют руки в ноябре) и белая теннисная юбка с лейблом: «Кончита Мартинес».
Спенсер берет телефонную карточку. Обычно карточки бывают зеленого цвета, эта же – фрагмент черно-белой фотографии. На Спенсера смотрят глаза Чарли Чаплина.
Хейзл поднимается и отряхивает песок с колен. Она снимает полотенце с талии, встряхивает его и начинает вытирать волосы насухо.
– Карточка нужна, чтобы позвонить, если что-нибудь случится.
– А что может случиться?
Хейзл закатывает глаза, и Рэйчел передразнивает ее; мыски ее красивых стройных ног смотрят прямо в небо.
– Что-нибудь неожиданное и ужасное, – говорит Хейзл.
– Например?
– Ну, я не знаю – что-то неожиданное.
– По-моему, проще пользоваться монетами, – говорит Спенсер.
– А если обворуют… то есть, ограбят?
– И изнасилуют, – добавляет Олив, не отрываясь от книжки.
– Или убьют, – говорит Хейзл. – Неважно, мама хочет, чтобы у нас была телефонная карточка. Кто последний добежит до моря – тот морж.
И Хейзл тут же сбегает с песчаной дюны, размахивая полотенцем, Рэйчел бежит за ней, за Рэйчел несется Спенсер, отчаянно давя на кнопку секундомера. Рэйчел и Хейзл, взмыленные, добегают до моря.
– У Спенсера бронза! – кричит Рэйчел, и Хейзл начинает брызгаться в Спенсера, а Рэйчел толкает его на мелководье.
Потом обе по очереди вытираются полотенцем Хейзл. Спенсер несильно щиплет Хейзл и шутливо толкает ее в плечо.
– Ущипнул и ударил, – говорит он. – В первый день месяца.
Спенсер ложится рядом на песок и смотрит в небо, на движение облаков. Хейзл щиплет Спенсера и пинает его ногой.
– Ущипнул и пнул, Спенсер продул. Кем быть лучше, – спрашивает она, – богатым или знаменитым?
– Богатым, – отвечает Спенсер.
– А вот и нет.
1/11/93 понедельник 07:48
– Не сегодня, – сказал Спенсер, – только не сегодня. Может быть, завтра.
Уильям напряженно смотрел на Спенсера через стол. Между ними лежал свежий номер «Таймс», стоял чайник и пустая тарелка Уильяма с пленкой жира, оставшегося от копченой рыбы. Уильям сделал глоток из своей кружки с надписью «100 лет Ливерпульскому обществу королевы Виктории»; ему казалось, что Спенсер сегодня утром выглядит на удивление измотанным, будто не выспался. Небрит, волосы не уложены, хотя это, впрочем, как обычно. На нем двубортный пиджак, из-под которого видна коричневая рубашка, и, значит, сегодня придут смотреть дом. Спенсер всегда заставлял себя надевать пиджак, когда приходили потенциальные покупатели, но на галстук согласиться не мог, что расстраивало Уильяма.
– Я хочу выйти на улицу, – сказал Уильям.
– Завтра.
– Сегодня.
На кружке Спенсера было написано «Мэл Пел – Гастроли 'Южных Псов'». Его чай остыл, пока он наблюдал, как золотая рыбка Уильяма обживает новый дом – вазу для фруктов на другом конце стола. Спенсер ведет себя в высшей степени странно – он уже успел обидеть Уильяма, притворившись, что не знает, что сегодня последний день Британии.
– Наверное, я пропустил новости, – сказал Спенсер, завороженно глядя на рыбу, выписывающую медленные круги во фруктовой вазе.
Вполне возможно, подумал Уильям, ведь даже «Таймс» посвятила этому событию всего полколонки на
