– Я же говорю вам, а вы не верите. Я не могу зайти в дом, попугай этого не хочет.
И она, вернувшись к фонтану, снова уселась на камни парапета. Птица, сделав еще пару кругов, спустилась к ней, и попугаи снова оказался у нее на руке.
Майкл наблюдал эту сцену с чувством растущего непонятного неудовольствия, смутной тревоги.
– Нурья, я не знаю, как вы там общаетесь с этим вашим пернатым другом и знать не хочу, но в том, что это солнце, в конце концов, доконает вас, я уверен. Вы утратили чувство реальности.
– А что такое реальность, по-вашему? Вы ведь и сами до сих пор считаете, что я живу двумя жизнями, что я и монахиня в той обители и повелительница шлюх в одном лице. Это вы называете реальностью?
– Я так больше не считаю.
– Почему же?
– Не знаю я, почему. Просто это бессмыслица, не может этого быть и все. Впрочем, вы и сами не хуже меня понимаете, что это бессмыслица.
– Бессмыслица. Реальность. Вы ведь пленник ваших идей, Майкл.
Майкл, понимая, что их беседа вот-вот зайдет в тупик, решил сообщить ей то, ради чего пришел сюда.
– Я уезжаю из города на несколько дней, и мне не хотелось уезжать просто так, не сказав вам об этом ни слова.
Она повернула голову.
– Она едет вместе с вами?
– Бэт? Нет. Нет, конечно. Это поездка исключительно в деловых целях.
– Главная цель для вас – она.
– О чем вы?
– Тогда, в тот вечер, когда я вас обоих увидела, вас и ее, я уже все знала. В душе она такая же, как и вы – твердая, несгибаемая. Она – ваша единственная женщина.
Понимать это можно было как угодно – дело в том, что в испанском языке выражение «ваша женщина» имело очень много значений – ваша любовница, ваша жена, ваше создание.
– Она – нет.
Нурья, казалось, не слышала его.
– Все именно так и есть и, так будет. У вас есть она, а у меня мой чудесный попугай.
– Боже мой! Нурья! Вся эта затея с птицей – безумие! Да посадите вы его в клетку, идите в дом и прилягте. Несколько часов сна и хороший ужин – вот все, что вам сейчас нужно. Вы только посмотрите на себя – вы же в щепку превратились. Когда я вернусь, мы еще поговорим об этом. Вы очень многого не понимаете. Я бы вам объяснил, но сейчас, как я вижу, не время.
– Все я понимаю, – едва слышно сказала она. – До свидания, Майкл.
Он еще с минуту смотрел на нее взглядом человека, который уже ни на что не надеется, и молчал. Сказать ему было нечего.
Майкл стоял на улице, смотрел на большой дом и думал о женщине, которой этот дом принадлежал. Ему очень не хотелось оставлять ее одну в таком состоянии. Она казалась Майклу канатоходцем, который вбил себе в голову, что непременно должен пройти по очень тонкой, сильно натянутой веревке, зная о том, что она неминуемо должна оборваться. Он должен был уехать. А что будет с Бэт? Ведь и с ней приходилось считаться. Дьявольщина! Какой он глупец, что взвалил на свои плечи заботу об этих двух женщинах. Роль человека, ответственного за их судьбу, была ему совершенно некстати – у него самого полно иных забот и проблем. Но теперь уже поздно сожалеть и раскаиваться.
Проходивший мимо мужчина взглянул сперва на него, потом на запертую дверь борделя и понимающе улыбнулся. Этот человек показался Майклу знакомым, он принял его за Розу, но, приглядевшись, понял, что ошибся. И Майклу пришла в голову спасительная мысль. Он попросит Розу присмотреть за Бэт. Мысль эта успокоила Майкла. Он принялся шарить по карманам и, наконец, выудил то, что искал – бумажку с адресом Розы.
Это сообщение было получено Франсиско полчаса назад. Мальчик, присланный по поручению управляющего банком, постучав в дверь, объявил о том, что для дона Франсиско у него имелось срочное сообщение.
Текст записки был кратким: он должен прибыть в банк и иметь с собой значительный запас наличности.
Вряд ли дону Франсиско приходилось получать подобные известия раньше, во всяком случае, он не мог припомнить такого. Он и мысли не мог допустить о том, чтобы от этого уклониться. Дон Франсиско пришел в старую бухгалтерию с объемистой кожаной вализой и, открыв специальное секретное отделение, достал оттуда пятьдесят пачек банкнот. В каждой пачке находилось по пятьсот песет. Вскоре он с этими деньгами входил в облицованный мрамором вестибюль здания на Калле Реал. В саквояже он нес всю наличность, отложенную на случай возникновения непредвиденных обстоятельств – это были его личные деньги.
Здание на Калле Реал Хуан Луис построил в 1890 году, за три года до своей гибели. Новое здание банка было частью программы модернизации банковских операций в Испании.
– Мы разбогатели на золоте из колоний, всегда полагаясь при этом на торговцев, – сказал он своему шурину. – Но колонии канули в лету. Будущее нынче за банковским делом и за банкирами.
