– Ты права, к нему это не имеет отношения. Когда он отправлялся в Лондон, я подумала, что он там просто потеряется, настолько он исхудал. Кэролайн потчует его самыми любимыми его блюдами, он же все только по тарелке возит. Несчастные создания, они ведь не знают, что происходит с ними. Трудно удержаться от того, чтобы им не посочувствовать.
– И ты тоже туда.
– Не понимаю, я – куда?
– Готова проявлять сочувствие к этим Мендоза, – с горечью сказала Лила. – Хотела бы я, чтобы изобрели средство от неоправданного милосердия и сочувствия.
Беатрис смотрела на нее прищурившись.
– Я никакого милосердия не проявляла, не знаю о ком и о чем ты говоришь. И еще. Я тоже Мендоза, и не надо об этом забывать. Причем, настоящая Мендоза, по крови, а не по какому-то там замужеству.
– Я помню, извини. Я не имела в виду тебя, а лишь этих противных типов.
– Майкл тоже Мендоза, – не унималась Беатрис.
– Это другое дело.
– Только потому, что ты это говоришь? Я думаю, что не очень-то другое…
Она замолчала, потому что в дверь тихо постучали и вошла горничная с подносом, уставленным сладостями.
– Вам налить, мадам?
– Нет, оставьте все здесь, я сама.
Когда они снова остались вдвоем, Лила, разливая чай, напомнила ей:
– Ты что-то хотела сказать? Что ты думаешь?
– Я хотела сказать, что ты живешь в постоянном напряжении. Ты вся извелась, девочка. У меня есть одно очень хорошее средство, оно тебя от этого избавит – его для меня изготовила одна старуха-цыганка из Кордова. Как только я распакую свой багаж, я найду его и дам тебе.
– Благодарю, но мне не надо никаких средств и снадобий, пусть даже самых хороших, – Лила подала ей чашку чая и поставила перед ней изящную фарфоровую тарелочку с ее любимыми сдобными лепешками. – Вот, это спасет тебя от голодной смерти.
– Спасибо. Но, если ты не желаешь снадобий, что ты в таком случае желаешь? Ага, понятно – тебе нужен мужчина.
Лила вспыхнула.
– Что за ерунда!
– Да нет, не ерунда. Вот мне, например, мне непонятно, что такое настоящий мужчина – у меня его никогда не было. – Ты – другое дело, Лила. Ничего, мы тебе подыщем настоящего мужчину, девочка моя. И он охладит твой пожар внутри.
– Я уже шестнадцать лет одна. И десять предыдущих тоже были далеко не раем, как тебе известно. И я не горю желанием обзавестись мужчиной.
– Что же ты тогда желаешь? Ты только посмотри на себя. – Она легонько ущипнула себя за свою пухленькую ручку. – Мне бы очень хотелось поделиться с тобой жирком. Ты слишком худа.
– Что мне действительно нужно, так это вестей от Майкла.
Испанка выпрямилась, сидя в кресле и беспокойство Лилы передалось и ей.
– Что-нибудь случилось? Что-нибудь не так? Не так, как ты рассчитывала?
– Нет, нет, ничего особенного, по крайней мере, не то, что ты подумала. Насколько мне известно, все идет как раз так, как мы и рассчитывали. Но, понимаешь, уж очень много нервов стоит это отсутствие вестей от него.
– А что вы договаривались, что он будет писать?
Лила покачала головой.
– Нет, мы решили, что в этом нет смысла. Письма идут настолько долго, что новости устареют в пути. А телеграммы – слишком открытый обмен информацией и поэтому небезопасный.
– Следовательно, ты не ожидаешь от него ничего услышать и стало быть ничего такого плохого в этом нет, – Беатрис снова вернулась к прерванному занятию – к чаю и лепешкам.
– Я думаю о Тимоти, – вдруг тихо произнесла Лила.
– Мама моя! Это действительно ужасная история, лучше уж сразу умереть, чем вот так – не мертвый и не живой.
– Да, Беатрис, а тебе известно, как поступила Бэт?
– Жена Тимоти? А что с ней?
– А тебе что, никто так и не рассказал?
– О чем мне никто не рассказал? Я ведь находилась в этой тюрьме, в деревне.
Лила согласилась с ней, когда Беатрис сравнила Уэстлэйк с тюрьмой, она сама испытывала к этому имению мало теплых чувств. Ей приходилось быть там лишь однажды, в ее первые счастливые дни сразу после замужества, еще до этого кошмара. Нельзя сказать, что Уэстлэйк ей не понравился, он ей нравился, но он был какой-то холодный. Да и Кэролайн вела себя как змея подколодная.
