– Вот что мне пришло в голову. А нам известно имя отца Аманды Мэннинг Кент? Его звали не Роджер?
Лили покачала головой.
– Понятия не имею, как его звали. И у меня не было повода интересоваться этим.
Марк откашлялся. Не отрывая взгляда от бумаг, он произнес:
– В 1846 году Роджер Мэннинг зарегистрировал рождение своего четвертого по счету ребенка – дочери. Ребенка назвали Амандой.
– Вот! – торжествующе воскликнул Энди.
– Но не забывайте, – продолжала Сьюзен. – В соответствии с тем, что мы читаем в дневнике Джозефа, его брат Роджер был очень недоволен тем, что его решили отправить в Америку, потому что он всегда хотел стать художником. – Она повернулась к Марку. – Говоришь, Роджер Мэннинг был художником-любителем?
– Да. Мне тоже приходилось видеть дневник Джозефа. Там есть места, подтверждающие, что Роджер не мог похвастаться коммерческим складом ума. Джозеф пишет, что его брат сделал неудачные вложения и потерял деньги, которые были ему вручены, чтобы основать американский филиал банка.
– Да, – согласилась Сьюзен. – Джозеф посылал дополнительные средства, но когда Роджер потерял и их, Джозеф, судя по всему, предпочел умыть руки. Если верить дневнику, он больше ничего о Роджере не слышал.
– Готов держать пари, что Роджер Мендоза сменил свою фамилию на Мэннинг, – сказал Энди. – Он не мог не хотеть освободиться от тех уз, которые приковывали его к семье после того, как все эти денежки пошли прахом в Америке. И в действительности, Роджер Мэннинг не кто иной, как Роджер Мендоза и отец той самой Аманды, которая когда-то жила в том доме, где выросла Лили и где она обнаружила этот фрагмент медальона.
Он повернулся к Лили и взял ее руку в свою.
– Похоже на то, что Марк ответил на твой вопрос, дорогая.
– Да, он сдержал свое обещание. – Лили освободилась от пальцев Энди и сняла с шеи цепочку с висевшим на ней медальоном.
– Минуту, – сказал Марк. – У меня есть еще кое-какая важная информация. – Он показал на кипу бумаг. – После того, как я изложил свою просьбу, в работу включилось человек пятнадцать экспертов. Один из них обнаружил в архивах Нью-Йоркского исторического общества бумаги, заметки, принадлежавшие Аманде Мэннинг Кент. Лили затаила дыхание.
– Не может быть! Ее заметки? Те, которые она сама писала?
Марк кивнул.
– Вот не знала… За все эти годы я столько передумала о ней, столько размышляла, но никак не могла предположить, что в один прекрасный день мне удастся узнать о ней так много. Интересно, а почему этих материалов, вышедших из-под пера Аманды, нельзя было найти в библиотеке Филдинга?
– Скорее всего, она доживала свои последние годы в Нью-Йорке. Когда она умерла, кто-нибудь из ее племянников или племянниц, видимо, собрал все это и решил отправить в «Историческое общество». В этом нет ничего необычного. Масса частных бумаг переживает подобную участь и большинство из них так и остается непрочитанным, пока какой-нибудь исследователь случайно не нападет на них во время своих поисков. Аманда была ничем не примечательной женщиной, и никому до нее дела не было. За исключением разве что нас. Я думаю… – Марк замолчал. – Хотя, что здесь говорить? Лучше я прочту вам весь отчет от начала до конца.
Немного подождав, он начал читать.
Через несколько лет после своего прибытия в Нью-Йорк Роджер Мендоза женился на Ребекке Шульман. В Англии брат Роджера Джозеф перешел в христианство и присоединился к англиканской церкви. Роджер, хотя и не был фанатичным иудаистом, все же в душе считал себя таковым. Его невеста тоже была еврейкой, но именно Ребекка высказала предложение, что отныне ни он, ни она не будут проявлять никакого интереса к религии и откажутся признавать себя евреями.
В действительности же Роджер в неуспехе своих финансовых начинаний винил именно национальные предрассудки, с которыми ему пришлось столкнуться в Нью-Йорке.
– Не имеет никакого значения, какую религию мы будем исповедовать, – не раз говорил он Ребекке. – Американцы все равно из-за фамилии будут нас считать евреями.
– Значит, надо эту фамилию сменить, – заявила Ребекка. – Почему бы нам не стать Мэннингами? А тебе, Роджер, давно уж пора прекратить твои попытки стать тем, кем тебе никогда не быть. Так что забудь свою семью в Европе. И давай жить своей собственной жизнью, а не чужой.
И спустя несколько месяцев, мистер и миссис Мэннинг покинули фешенебельный центр, где они были известны как Мендоза, и перебрались в менее престижный район Тридцать Третьей улицы и Мэдисон- авеню.
Именно Роджеру пришла тогда в голову мысль попытать счастья, открыв художественный салон. И, собрав последние крохи своего капитала, выданного ему Джозефом, он открыл на Бродвее небольшой магазинчик, где продавал гравюры, акварели, масло. Это предприятие стало приносить ему скромный, но регулярный и надежный доход, и в период с 1841 по 1846 год Мэннинги произвели на свет четверых детей, младшей из которых была Аманда, она же была единственной девочкой в семье.
В 1870 году Сэмюэль Кент привез ее в Филдинг в качестве своей второй жены, Аманде Мэннинг Кент было в ту пору двадцать четыре года. Предложение Сэма подоспело как раз вовремя – ей уже казалось, что она обречена оставаться в старых девах. И Аманда знала, кто чинил ей препятствия в выборе мужей. Несмотря на самые хитроумные маневры ее родителей, продолжали циркулировать упорные слухи о наличии семитской крови в роду Мэннингов.
Аманда росла в полной уверенности, что слухи эти не лишены основания. Ей было известно, что ее отец