Слова вырвались у нее совершенно непроизвольно, иначе она не осмелилась бы произнести их из страха перед мужем. Но они прозвучали, и Руфус неловко отступил назад. София увидела, как угрожающий румянец начинает проступать на белых скулах, сливаясь с темной медью волос. Руфус посмотрел на свои руки – они тряслись, и он засунул их в карманы.
– Я ужасно сожалею… Джо говорил, ты даже слышать об этом не хочешь и не веришь мне, но я должен это сказать. Мне стыдно… Пожалуйста, любимая, как бы сильно ты меня ни ненавидела, попытайся понять… я просто не осознавал, что делаю… Знаю, это не оправдание. Знаю, я был самым что ни на есть отвратительным зверем, но не… не бесчувственным. Пожалуйста, София…
– Перестань, Руфус. Я слышала это слишком часто.
– На этот раз все по-другому.
София ничего не ответила. Руфус решился продолжить.
– Джо говорит, ты возвращаешься ко мне? – почти робко спросил он.
– Да. Но… – Паника все больше охватывала Софию. – Я… я буду спать одна.
И вновь отчаяние сделало ее слишком откровенной, но это уже не имело значения. Она теперь понимала: пока Руфуса гнетет сознание собственной вины, можно не опасаться его гнева.
– Конечно! – торопливо согласился он. – Не было необходимости меня предупреждать. Ты должна воспринимать меня как самую последнюю свинью! Что, впрочем, вполне естественно…
На следующий день Руфус увез Софию домой. Марджи, веселая веснушчатая девушка, старательная и работящая, вышла встретить хозяйку с Пирсом на руках, сопровождаемая их постоянной спутницей, восточноевропейской овчаркой Шедоу, и сразу приветливо защебетала:
– Как замечательно, что вы вернулись, миссис Руфус, мы так беспокоились! И Пирс скучал по своей мамочке, правда, пупсик?
Но Пирса встреча с мамочкой, казалось, не очень интересовала.
Руфус понес вещи Софии наверх. Она огляделась и заметила, что Марджи срезала несколько дюжин роз и расставила их по всей гостиной в самых неподходящих сосудах.
– Вы хорошо себя чувствуете? Сядьте, а я принесу вам чаю, – захлопотала Марджи. – Это, наверное, было ужасно – заблудиться в противных старых пещерах. Мой брат постоянно туда лазит, но у меня от них просто мороз по коже… Ой, я забыла! Мистер Руфус сказал, что мы не должны вам напоминать об этом.
– Ничего. Как прекрасно ты расставила цветы, Марджи.
После чая София осталась наедине с сыном. Теперь, несомненно, она должна почувствовать что-то, какую-то благодарность за то, что жива и может держать его на руках. Она опустилась на пол и крепко обняла малыша. Он откликнулся, прижался к ней, тыкаясь носом в шею. Чувство тепла и радости охватило Софию. Но вскоре Пирсу наскучило. Он вырвался из ее рук и поковылял к письменному столу, где попытался завладеть стеклянным пресс-папье, чтобы швырнуть его на пол. Когда мать ему помешала, он выразил недовольство, заревев во все горло. София постоянно ощущала легкую головную боль, теперь же эта боль стала невыносимой. Марджи забрала Пирса. А София обнаружила, что ее боевой дух упал до новых глубин разочарования: она решила вернуться домой ради ребенка – и вот, менее чем за час, уже была только рада избавиться от него! Ей захотелось выпить, но для этого нужно было войти в столовую, где Руфус наверняка читает газету с несчастным видом человека, которому некуда податься и нечего делать…
За ужином им все равно пришлось встретиться за столом, обоим было отчаянно не по себе. София обнаружила, что пытается контролировать свои движения, как будто было что-то преступное в звоне бокалов или фарфора. Она бросила тайком взгляд на Руфуса, и чувство одиночества окрепло. Она с трудом узнавала мужа. Этот человек, который сейчас пристально смотрел прямо перед собой тусклыми глазами, полностью утратил для нее свою волнующую притягательность. Жизненный огонь, накал страстей, раньше прорывавшийся в любви и перебранках, теперь исчез Не осталось ничего. Ничего, кроме страха, который ждал, затаившись в уголке ее сознания, следующей вспышки безумия.
Руфус, по-прежнему пристально глядевший в пространство, сказал:
– Завтра суббота… может, ты хочешь куда-нибудь сходить?
Как будто она была гостьей, для которой требовалось составить культурную программу!
– Не хочу. Полагаю, ты поедешь играть в крикет?
– Я сказал Колину, что им придется обойтись без меня, если, конечно, ты не желаешь посмотреть матч…
– Нет, спасибо. И не надо строить из себя мученика, оставаясь дома. Думаешь, я хочу, чтобы ты слонялся вокруг меня?
– Нет, – несчастно пробормотал Руфус.
София знала, что ведет себя как стерва, но ничего не могла с этим поделать, да и не хотела. Это была ее единственная возможность отомстить. Пока Руфус подавлен и чувствует себя виноватым, пока очередная ревнивая фантазия не воспламенила его дьявольский нрав, он у нее в руках. Ей еще за многое нужно с ним поквитаться!
На следующее утро Руфус уехал к Шоу. Марджи, толкая детскую коляску, направилась в Ринг за покупками. София, предоставленная самой себе, позвонила Гилде, еще не решив, можно ли во всем довериться эксцентричной подруге. Но ей просто необходимо было поговорить с кем-то, кто, как она предполагала, «на ее стороне».
– Моя дорогая! – с восторгом воскликнула Гилда. – Как приятно слышать твой голос! Я до смерти хочу с тобой поболтать. Что же, черт возьми, произошло? Ты хорошо себя чувствуешь, бедняжка?
– Хорошо, спасибо. Может, приедешь ко мне на ленч?
– Ох, не могу. Какая жалость! Я безумно занята сборами в Париж.
Именно с Парижа все и началось неделю назад, когда Гилде взбрело в голову подразнить Руфуса. За это время она, София, успела вернуться из подземной гробницы, прожив несколько столетий по своей
