– «Фригидна», – повторил он с отвращением и фыркнул. – Послушай, Кошка, если нежелание, чтобы кто-то вешал на тебя слюни или хватал и тискал за разные места, означает фригидность, значит, тогда я тоже фригиден. У них нет никакого права использовать тебя, что бы они ни говорили. Любой мужчина или мальчишка, утверждающий обратное, заслуживает по меньшей мере ножа под ребра. – Он смерил Джанелль задумчивым, оценивающим взглядом, а затем покачал головой. – Впрочем, ты, скорее всего, находишь слишком жестоким вспороть другому брюхо. Это не страшно. У меня на этот счет другое мнение.
Джанелль уставилась на друга широко открытыми глазами.
Он успокаивающе обнял ее за шею и бережно растер мышцы.
– Слушай внимательно, Кошка, потому что я скажу это только один раз. Ты – самая удивительная и потрясающая Леди из всех, которых мне довелось знать, и самый близкий друг из всех, что у меня были. Кроме того, я люблю тебя, как брат, и любой ублюдок, осмелившийся причинить боль моей сестренке, ответит за свой поступок.
– Т-ты не можешь, – прошептала она. – Существует ведь соглашение…
– Плевал я на это проклятое соглашение – тем более я-то ведь в нем не упоминаюсь. – Люцивар легонько встряхнул Джанелль, не зная, как прогнать затравленное выражение, застывшее в ее глазах и смешавшееся с болью. Он кое-как заставил себя ухмыльнуться. – Кроме того, Леди, – с напускной любезностью прорычал он, – вы нарушили торжественное обещание, которое дали мне давным-давно, а подобное отношение к Верховному Князю – серьезное оскорбление.
В ее глазах наконец вспыхнуло пламя. Люцивару на мгновение показалось, что ее спина изогнулась дугой, а несуществующая шерстка встала дыбом. Возможно, и не придется долго копать, чтобы вывести на поверхность праведный гнев.
– Ничего подобного я не делала!
– Еще как сделала! Я совершенно отчетливо помню, как учил тебя, что нужно делать, если…
– Но они же стояли не позади меня!
Люцивар нехорошо сузил глаза:
– У тебя что, нет других друзей мужского пола среди людей?
– Есть, разумеется!
– И ни один из них никогда не уводил тебя в укромное местечко, чтобы показать, как и куда нужно бить коленом?
Внезапно вниманием Джанелль завладели ногти на правой руке.
– Так я и думал, – сухо произнес Люцивар. – Я предоставлю тебе выбор. Если один из этих напыщенных аристократиков, круглый год переживающих брачный период, сделает что-нибудь, что тебе не понравится, можешь как следует съездить ему коленом по яйцам, иначе я начну с его ног и закончу шеей, сломав каждую косточку между ними.
– Ты бы не смог!
– Не так уж это и сложно. Я делал такое раньше. – Он выждал минуту, а затем щелкнул ее по подбородку.
Джанелль опомнилась и закрыла рот. Затем она вновь съежилась.
– Но, Люцивар, – слабо произнесла девушка, – а что, если только я виновата в том, что он возбудился и нуждается в облегчении?
Эйрианец только фыркнул – формулировка его позабавила.
– Ты же не купилась на это, верно?
Джанелль опасно сузила глаза.
– Я не знаю, как дела обстоят в Кэйлеере, но в Террилле каждый молодой человек может с легкостью и в любой момент отправиться в дом Красной Луны и не только получить «облегчение», но и научиться кое-чему посложнее, чем полминуты потыкаться и кончить.
Джанелль закашлялась, вполне возможно пытаясь скрыть таким образом смех.
– А если они не могут позволить себе посетить дом Красной Луны, то сами способны с легкостью доставить себе «облегчение».
– Как?
Люцивар с трудом подавил усмешку. Иногда заинтересовать ее можно было с той же легкостью, что показать котенку клубок.
– Не уверен, что старший брат должен объяснять девушке такие вещи, – строго заявил он.
Джанелль задумчиво посмотрела на него:
– Ты не любишь секс, не так ли?
– После того, что мне довелось испытать, нет, не очень. – Люцивар провел кончиками пальцев по ее руке, пытаясь ответить честно. – Но я всегда думал, что если бы любил женщину, то было бы замечательно дарить ей подобное наслаждение. – Он встряхнулся и поставил Джанелль на ноги. – Но хватит об этом. Тебе нужно как следует поесть и набраться сил. Еще остался суп из говядины и свежий хлеб.
Джанелль побледнела:
– Меня стошнит. Так всегда бывает после…
– Попытайся.
Когда они наконец сели за накрытый стол, девушка проглотила три ложки супа и откусила немного хлеба, а затем опрометью кинулась в ванную.
Потеряв аппетит, Люцивар убрал тарелки. Он как раз выливал суп обратно в горшок, когда в кухню осторожно вошел Дым.
«Люцивар?»
Эйрианец поднял вторую тарелку:
– Не хочешь поесть?
Но Дым проигнорировал это предложение.
«Теперь придут плохие сны. Леди больно. Она не разговаривает с нами, не хочет нас видеть. Ей не нужны рядом самцы. Она не ест, не спит, только ходит, ходит, ходит и рычит на нас. Теперь плохие сны, Люцивар».
«И что, плохие сны всегда бывают после подобных визитов?» – спросил мужчина, направив свою мысль от копья к копью.
Дым оскалил клыки, но не зарычал.
«Всегда».
У Люцивара судорожно сжался желудок. Значит, это не заканчивалось, когда она возвращалась из Малого Террилля.
«Как долго они длятся?»
У родства были довольно смутные представления о времени, но Дым, по крайней мере, понимал разницу между днем и ночью.
Волк склонил голову набок.
«Ночь, день, ночь, день… может, еще ночь».
Значит, сегодняшнюю ночь и следующие два дня Джанелль проведет, пытаясь отогнать кошмары, витающие на границе ее сознания, окончательно изматывая и без того обессилевшее тело – до тех пор, пока она не потеряет сознание, поддавшись жестокому истязанию. Ни воды, ни еды, ни отдыха. Какие же сны могут толкнуть молодую женщину на такой жестокий мазохизм?
Он узнал это той же ночью.
Внезапная перемена в дыхании лежащей рядом девушки вырвала Люцивара из легкой дремоты. Приподнявшись на локте, он потянулся было к ее плечу.
«Невозможно разбудить, когда приходят плохие сны».
Дым стоял у изголовья постели. Его глаза в лунном свете отсвечивали красным.
«Почему?»
«Не видит нас. Не узнает. Только сны».
Люцивар чуть слышно выругался. Если каждый звук и любое прикосновение проникало в ее сны…
Тело Джанелль изогнулось туго натянутым луком.
