химия, и радиация прямо в легкие, уже оттуда не выгнать, тут и малая доза летальна. Вот только двигать в таком виде шестисоткилограммовые бочки, даже талями, да еще на африканской жаре, это то же самое, что бегать в противогазе (кто хоть раз делал это, тот поймет).
Пленных что ли припахать? Тех, смирных, кого наша группа взяла? Нет, чтобы еще при них сдерживаться, это еще больше утомляет. Сказал это командиру, он согласился, что тогда надо сразу по завершению работы всех четверых пристрелить и за борт, но не просто так, а придравшись к 'саботажу', чтобы других устрашить.
Пленные и так хлопот не доставляли. Особенно тот, визгун. Хотя и проку от него не было никакого, вытягивался в струну, откровенно лебезил, и нес все, что мы хотели от него услышать, при том, что сам знал откровенно мало. Капитан напротив, сначала пытался играть подобие агента Райбека, но сломался после того, как командир напомнил ему про фотографию в его каюте, смеющаяся женщина с двумя девочками, показал конверт с адресом, найденный в его же бумажнике, и поинтересовался, хочет ли герр капитан, чтобы наши люди посетили его семью в городе Бостоне? Будьте разумным человеком, герр капитан, вы и ваши люди останутся живыми лишь в том единственном случае, когда это судно с грузом благополучно придет в Рейх. А концлагерь все же лучшее место, чем тот свет.
Хотя я бы в такие игры не играл. Капитан, как мне показалось, из тех людей, кто вполне может, я погибну, но и вы со мной, семью мою никто не тронет (информацию ведь мы не передали?). А значит, от него можно ждать всего, в самый неподходящий момент? Хотя, если капитан решит мстить по-умному, он не полезет в авантюру, а будет сначала собирать информацию, то есть первые полсуток от него проблем не будет, ну а потом... никакого 'потом' ни у него, ни у других, не будет тоже.
И все это, не считая вахт (не идиоты же мы, чтобы надеяться на пленных). Выспаться удалось лишь пару часов, в обед. Кораблей и самолетов не встретилось. За два часа до заката всех пленных заперли в форпике, в кладовке с каким-то боцманским имуществом. А еще где-то через час увидели 'Краснодон'.
А тот американец все же настоящий мужик был, хоть и враг. Ушел хорошо и быстро - когда понял, что сейчас его, пытался прыгнуть за борт, но со связанными за спиной руками фокус не удался, очередь из МР быстрее. Свалился в воду и не всплыл, вон и плавник акулы мелькнул.
Мог ли живым остаться? Да что я, жмура не отличу? Нет, всякое бывает, знаю случай из двухтысячных, когда парня холодным на базу принесли, спецназ своих не бросает, все думали, 'двухсотый', и санинструктор смотрел - и вдруг оказалось, еще живой, и вытянули считай, с того света, правда, комиссовали вчистую. Ну а этот, с тремя-четырьмя пулевыми, не меньше, и руки за спиной, и акулы, и посреди моря?
Павел Лебедев, капитан парохода 'Краснодон'.
Ох и тяжела работа моряка торгфлота в войну - врагу не пожелаю!
Но - надо. Если посылают, то значит - никто, кроме нас. Как в Одессе, октябрь сорок первого, последняя ночь эвакуации. Наш транспорт 'Большевик', вместе с 'Украиной' и 'Чапаевым' был в последнем эшелоне. Возле Одессы появляться можно было лишь ночью, из-за фашистской авиации. А на 'Большевике' поломалась машина, в самый последний час, все же корабль был очень старый, 1899 года постройки, с парадным ходом в семь узлов. Аварию устранили, но, мы уже не успевали проскочить в Одессу, загрузиться и уйти затемно.
Что думал наш капитан, Эрнест Иванович Фрейман, когда 'дед' доложил, машина в порядке? Был тот редкий на войне случай, когда можно было отказаться, в штабе вошли бы в положение, а может и нет? Вот только наши бойцы в Одессе, которым по плану эвакуации было назначено место на 'Большевике', что бы стало с ними? Идти назад засветло был смертельный риск, вот только остаться там, это для них была смерть без всяких вариантов. Значит, надо идти - ну а чему быть, того не миновать.
Когда мы подходили, еще в спасительной темноте, навстречу нам уже шли груженые транспорта. У фашистов еще не было флота на Черном море, опасность представляла лишь их авиация, и наши разумно решили не собирать один общий конвой, а отправлять каждый транспорт 'по готовности', в сопровождении лишь пары 'мошек' или торпедных катеров. Первыми шли быстроходные пассажиры крымско-кавказской линии, 'Армения', 'Аджария', 'Украина', и еще один, 'Грузия', поврежденный авианалетом, выходил на буксире эсминца 'Шаумян'. Затем следовали грузовозы, среди которых выделялся огромный 'Курск'. Из труб вился дымок, даже у теплоходов - механики выжимали из машин все, чтобы с рассветом оказаться как можно дальше от вражеских аэродромов. А мы лишь подходили к порту.
А когда мы пришвартовались, за час до рассвета, оказалось что брать некого. Штаб погрузки, получив сообщение о нашей аварии, на нас уже не рассчитывал, посадив предназначенных нам красноармейцев и имущество на малые суда. Мы взяли на борт лишь двадцать человек саперов, минировавших порт и уходивших последними. И 'Большевик' ушел последним из Одессы, оставленной нами 16 октября 1941.
Недалеко от мыса Тарханкут нас атаковали торпедоносцы. И старый, тихоходный транспорт не мог увернуться от двух сброшенных торпед. Капитан Фрейман мостика не покинул. Ему был пятьдесят один год, он прежде был старшим помощником у легендарного Лухманова на учебном барке 'Товарищ', а в молодости успел сходить в Вест-Индию на рижских парусных судах.
Я был старпомом на 'Большевике'. С августа сорок второго - капитан. Принял в Америке это вот судно, 'Краснодон', стандартный тип 'Либерти', из числа поставленных нам по ленд-лизу. Успел совершить лишь один рейс - домой, в Мурманск. И вот теперь, эта миссия, не обычный грузовой рейс. Кроме обычного экипажа, как в мирное время, на борту еще военная команда под началом лейтенанта. Вот только лейтенант наедине предъявил мне документ с личной подписью самого Берии. А двадцать восемь его 'богатырей' (тоже, большее число чем обычно на таких судах) похожи скорее на осназ, чем на матросов- срочников. Мурманск, Нью-Йорк, Фритаун, Кейптаун, Бомбей, и обратно. А когда, и если наступит час, лейтенант (он и в самом деле в этом чине, только госбезопасности) скажет, что надлежит делать. И я должен обеспечить выполнение, по своей морской части.
Почему я, а не кто-то более опытный? Мне кажется ,что как в тогда Одессе, мы должны были быть на подстраховке, вторым номером. А первую роль должна была сыграть 'Кострома', оказавшаяся в Бомбее одновременно. Мне никто ничего не говорил - вот только там 'военная команда' на борту была до удивления похожа на мою. И они ушли в Кейптаун первыми, на четверо суток раньше нас. И так и не пришли.
Морские приключения бывают лишь в книжках Сабатини и Буссенара. Ну а для нас все эти дальние моря и острова за океаном были совсем не романтикой. На Черном море было легче, там был огненный, но все же каботаж. Там рядом были наши, здесь же, случись что, никто на помощь не придет. Причем опасность была не только от немецких подлодок. Мы взяли груз в Бомбее и должны были идти домой вокруг Африки, Средиземное море сейчас стало слишком жарким. А по лазурному и теплому Индийскому океану болтались не только немецкие, но и японские подлодки, да ведь и обычные опасности прежних мирных времен никуда не делись. Например тут, у восточного берега Африки, иногда встречается такое явление как кейпроллеры - гигантские волны-убийцы, в двадцать, тридцать, даже сорок метров высоты, возникающие словно из ниоткуда, причем не обязательно в шторм, но и среди спокойного моря. (прим. - с давних времен считались вымыслом, морским фольклором, и лишь в конце двадцатого века, по наблюдениям со спутников переведены в разряд явлений реально существующих, причем не только в указанном районе Мирового Океана - В.С.). Да и обычные осенние шторма в этих широтах (апрель в южном полушарии, это осень) превосходят североатлантические. И никто не знает, что случилось с 'Костромой'. Англичане обещали искать, и даже вроде посылали гидросамолет по предполагаемому курсу, не нашли ничего. Может быть, война и ни при чем - где-то в этих местах в мирном двадцать восьмом бесследно пропал датский парусник 'Копенгаген'. А задолго до того, в таком же мирном 1909, так же исчез лайнер индийской линии 'Уарата'. И были еще случаи, не столь громкие и известные.
Но нам надо было жить, и делать свое дело. Раз уж мы оказались на первой роли. Связались в
