Заметив нас, один из неопознанных кораблей резко повернул вправо, курсом на юг, сохраняя и даже увеличивая дистанцию, второй же продолжал идти курсом где-то 135, быстро сближаясь. Мы могли наблюдать его в ракурсе где-то под сорок пять, поэтому опознание по силуэту было затруднено. Кому-то на мостике он показался похожим на 'Уичиту', но ведь она вроде в Тихом океане? Расстояние было слишком велико, чтобы можно было разобрать цвета его флага. А его ответ на наш запрос по радио не удалось расшифровать. Что было вполне возможным - поскольку в то время мы и британцы имели общий шифр и код лишь при выполнении конкретной совместной задачи, а связаться с британцем, занятым своим собственным делом, мы могли только через вышестоящий береговой штаб.
'Хелфорд', один из эсминцев нашего левофлангового дозора доложил, что на его сигнал ратьером чужак ответил, крейсер Его Величества 'Ливерпуль'. Позже меня упрекали, что я не открыл огонь первым. Господа, вы считаете, что я должен был, совершенно не имея оснований, расстрелять и утопить корабль союзника, присутствие которого в том районе было весьма вероятным? Тем более, подчеркиваю, он был классифицирован как легкий крейсер, то есть никак не могущий причинить нам ущерб даже в самом худшем случае! Он открыто, днем, не показывая никаких враждебных намерений, сближался с нашей эскадрой, в то же время казалось, направляясь мимо нее, будто желая пройти у нас за кормой. Силуэт его, с носового ракурса, действительно имел имел некоторое сходство с британским крейсером типа 'Таун', две трехорудийные башни в носу, высокая надстройка. Его размеры - простите, но это невозможно определить с точностью при расстоянии до цели в десять миль!
Мы были к нему в ордере едва ли не ближе всех, если не считать 'Хелфорда', находившегося практически у нас на траверзе. Второй эсминец левого фланга, 'Сигсби', шел тем же курсом что и 'Хелфорд', но на милю впереди. 'Мобил' снова убежал вперед, и был сейчас в створе нас и чужака. Была ясная погода с хорошей видимостью, волнение не больше трех баллов. Многие из нашего экипажа, свободные от вахты, вышли на палубу, наслаждаясь погодой. Я не знал тогда, что почти никто из них никогда не увидит своего дома и родных.
Когда до чужака осталось меньше девяти миль, пришел ответ с берега, что британского крейсера в этом районе быть не может. Тогда, возможно, это испанец? И в свете недавних событий вокруг Канар, его намерения могут быть нам враждебны? Что ж, нашей красавице будет полезно впервые в ее пока еще короткой жизни пострелять по реальной мишени! Ну а если этот испанец остановится и спустит флаг, мне будет положена боевая награда - не так часто в современной войне удается захватывать врага в плен, как во времена Нельсона. Пары залпов шестнадцатидюймовыми для легкого крейсера хватит в избытке. Играть боевую тревогу!
И тут чужак резко отворачивает вправо, приводя нас в сектор стрельбы всем бортом. И с дистанции 85 кабельтовых открывает огонь. Когда мы еще не были готовы отвечать!
Линейный корабль 'Шарнгорст'. Это же время и место.
Адмирал устал бояться.
Отчего он повел эскадру на юг, после уничтожения 'Элизабет'? Тому было две причины. Вид тысяч недочеловеков, беспомощно барахтающихся в воде, словно наполнил его силой, дал ощущение радости и покоя. Разве не эти жидо-американские плутократы были виновны во всех бедствиях, обрушившихся на бедную Германию? Разве не они, не решаясь вступать в открытый бой с германскими воинами, трусливо прячутся за спинами нанятых ими русско-азиатских орд? И разве не справедливо будет, если эти ублюдки наконец узнают на своей шкуре, что такое настоящая война? Потому что на карте, как-то добытой людьми Канариса (он последовал за Редером, но нельзя было заставить себя называть это ведомство иначе), были нанесены маршруты не только 'королев', но и других атлантических конвоев. И уничтожить напоследок не один войсковой транспорт, а два, три, как повезет, было бы лучшим подарком судьбы, о котором адмирал не смел и мечтать.
Второй причиной было то, что адмирал категорически не хотел возвращаться в Норвегию. Британцы были противником знакомым, с ними все зависело от твоего умения, опыта, да и простого соотношения сил. А неведомый северный ужас, таящийся в глубине, был явлением иррациональным и непредсказуемым, он мог прийти за тобой в море в любой момент, внезапно, от него не было защиты. Адмирал помнил о своей клятве Ахава, и намерен был ее выполнить - но лишь когда у него будут знания и оружие, бросаться же сейчас в пасть неведомому русскому монстру было бы самоубийством, бессмысленным и бесполезным. И к своему счастью и спокойствию, адмирал не знал, что этот 'ужас' и 'монстр' сейчас мирно проходит в океане всего в тысяче миль.
Получив радиограмму с U-195, адмирал изменил решение. Конвой мог и не встретиться, а вот подбитый, израненный враг близко, и идет навстречу. А в случае его потопления все лавра победителя бесспорно достанутся тому, кто нанес завершающий удар.
-Это безумие - обреченно сказал Хюфмайер, командир 'Шарнхорста', узнав что новая цель похода, это поврежденный подводниками новый американский линкор - нас просто расстреляют раньше, чем мы сможем причинить им какой-то вред.
-У нас есть авианосец, у них нет - ответил адмирал - посмотрим, насколько хороши птенцы Геринга над морем: ударим издали, а дальше будем смотреть. И если повреждения будут фатальны, добьем.
В сообщении с лодки противник значился как 'линкор типа Вашингтон'. Адмирал знал, что кроме первых двух, самого 'Вашингтона' и 'Норт Каролины', янки построили, по измененному проекту, еще четыре, типа 'Саут Дакота'. А сейчас строят какие-то еще более мощные, те же 40-сантиметровые пушки, зато скорость 35 узлов, как у эсминца, и бортовая броня сорок шесть сантиметров, за сведения спасибо демократической прессе. (прим. - тут Тилле ошибается. В отличие от японцев, американцы предпочитали завышать заявленные характеристики своих кораблей, 'чтобы боялись'. Хотя даже в серьезных справочниках линкоры 'Айова' называют 35-узловыми, реально во время службы у этих кораблей лишь однажды была зафиксирована скорость свыше 30 узлов. А толщина поясной брони была 307мм. Вот пушки были не те, что на типе 'Саут Дакота', а более мощные, с удлиненным стволом - В.С.). Это был очень опасный противник, справиться с ним будет нелегко. И если командир и офицеры 'Шарнхорста' наконец смирились, что им придется идти в этот бой, уверовав что наш адмирал знает, что делать - то сам адмирал не был так уверен.
Полезность палубной авиации в морской войне не была для него секретом. Он не верил до конца именно в 'птенцов Геринга', зная о долгих разногласиях между люфтваффе и кригсмарине (прим. - именно из-за них в нашей ветви истории не был достроен 'Цеппелин' - В.С.). Помня о роли, которую авиагруппа сыграла в потоплении 'Элизабет', он намеревался использовать ее и в этом бою - но категорически отказывался сделать на нее главную ставку, надеяться исключительно на ее удар. Авиагруппа 'Цеппелина' насчитывала сейчас десять истребителей Ме-109, две девятки пикировщиков Ю-87С, одна девятка более новых Ю-87Е, которые могли быть и пикировщиками, и торпедоносцами, и отдельной строкой, девятка Физелер-167, эти архаично выглядевшие бипланы когда-то хотели сделать главным оружием 'Цеппелина' (впрочем, похожие на них 'Суордфиши' еще в прошлом году были основным палубным торпедоносцем у британцев), затем здравый смысл потребовал сделать торпедную версию 'Штуки', все же более совершенного самолета, бипланы же, оставшиеся не у дел, были сведены в отдельную береговую эскадрилью в Голландии. Когда достроенный наконец 'Цеппелин' уходил в норвежские воды, выяснилось что нужное количество Ю-87Е сделать не успели, тогда и вспомнили о Физелерах, оказавшихся под рукой, причем в составе слетанной эскадрильи с боевым опытом. Тем более у биплана было еще одно ценное качество: он мог взлетать с палубы с подвешенной семисоткилограммовой торпедой в штатном режиме, а Ю-87Е требовались пороховые ускорители, что было делом ненадежным и опасным. Сорок шесть самолетов (по проекту, сорок два, но четыре сверхштатных все же ухитрились погрузить) выглядели силой, но Тилле, по опыту японских союзников, знал, что для потопления линкора с мощной ПВО этого мало. И вопреки тому, что говорил офицерам, укреплялся в мнении: в этом бою авиация окажет помощь, но ни в коем случае не сыграет первую роль.
