Генриетта помогла герцогине взобраться на громадную кровать, поцеловалась с нею, уполномоченная на то свободой общей судьбы.
– Этот замок принадлежит маркизу де-Жарзэ, открытому приверженцу Мазарини, но не беда! Я буду спать здесь в большей безопасности, чем в доме иных фрондеров, – сказала Генриетта.
– Оно и справедливо – Жарзэ благороднейший человек, и я уверена, если бы он увидел меня в своем доме, то не только не выдал бы, но и защищал бы против целого полка.
– Однако у него есть пребольшой недостаток – сам он честнейший человек, а считается лучшим другом герцога де-Бара, этого лицемера, вашего смертельного врага.
– Де-Бар не враг мой, потому что любит меня.
– Если б он любил вас искренно, так не вздумал бы поступать с вами так, как это он хотел в гостинице «Красная Роза».
– Он знает, что других средств у него нет, потому что я ненавижу его.
Произнося эти слова, герцогиня держала за руку свою приятельницу, и обе вздрогнули при нечаянном треске полена в камине.
– А мы с вами порядочные трусихи, – заметила герцогиня, смеясь.
– Этот замок похож на жилище Синей Бороды. Я уверена, что тут множество засад, опускных дверей, капканов и всяких других орудий жестокости, которыми наши предки так любили окружать себя.
– Перестаньте, перестаньте, а то я глаз не сомкну всю ночь. Ступайте спать.
– Теперь около четырех часов утра – нам недолго придется спать.
Госпожа Мартино, простившись с прекрасной герцогиней, ушла в свою комнату и оставила дверь отворенной. Издали они еще немного поговорили, лежа на высоких кроватях, похожих на катафалки.
Безмолвие воцарилось всюду; герцогиня задремала. Вдруг она с испугом проснулась: ей послышался какой-то шорох неподалеку от постели.
Герцогиня всматривалась во все стороны при тусклом свете догоравших углей в камине. Ничего не видать.
– Это вы, Генриетта? – спросила она, насторожившись.
Генриетта спала и не отвечала. Прошло еще несколько минут, и шорох повторился.
Герцогиня раздвинула полог, скрывавший дверь в комнату ее подруги, и задрожала: дверь была заперта.
– Генриетта! Генриетта! – закричала она вне себя от ужаса и, спустив одну ногу с кровати, ухватилась обеими руками за полог.
Ее голос, душимый страхом, исчезал в пространстве. Она соскользнула с кровати, захватив кинжал, который перед сном засунула под подушку, и встала неподвижно.
На этот раз она ясно расслышала, что кто-то ходил по комнате. Сделав шаг вперед, она увидела посредине комнаты темную тень.
Напрасно она хотела кричать и звать на помощь: от страха и ужаса у нее в горле пересохло, язык прилип к гортани и не мог пошевелиться.
Медленно подходил к ней грозный призрак.
ГЛАВА XVIII
Народная ярость
Большая толпа стояла перед балаганом знаменитого Мондора у Нового моста.
Предчувствия шарлатана не обманули его: Табарен в свою очередь состарился и окончательно расстался с товарищем своей судьбы, передав свое место новому фигляру. Тот, следуя принятому обычаю, присоединил к своему имени имя своего предшественника и выдавал себя за его племянника, воспользовавшегося по праву наследством.
Во Франции всякая новость пользуется успехом, пусть и самым непродолжительным: шутки и забавные выходки господина Тиртена привлекли толпу.
На всех площадях только и речи было, что об остроумии и веселости Табаренова преемника. На другой день после отъезда герцогини де-Лонгвилль в Гавр госпожа Мансо просила Маргариту сводить малютку Марию к Новому мосту. Маргарита оправлялась после испытанных ужасов; ее добрая мать не любила печальных лиц и желала доставить развлечение дочери.
Маргарита послушалась совета матери, хотя не в ее характере было искать спасение от мыслей, запавших в душу, в мишурных выходках шутов.
– Ступайте-ка, деточки, – сказал отец Мансо, – там новый паяц. Мондор чудеса о нем рассказывал сегодня утром. Это, пожалуй, опять вызовет на сцену старика Табарена: ведь эти люди сильно завидуют успехам товарищей.
– Пуще всего береги крошку. В толпу не заходите.
– Смотри, Маргарита, запомни хорошенько песенку насчет Мазарини.
– Может быть, я там встречу Ренэ.
– Правда, его что-то не видать сегодня, а он такой славный малый.
– Видно, отправился к отцу в Гонесс.
– Прощай, папа! – сказала малютка Мария, протягивая руки к старшине носильщиков.
– Прощай, сокровище мое, – сказал отец и, наклонившись к ней, крепко расцеловал ее.
– Пора идти, – сказала госпожа Мансо, – тетка Фортюнэ станет ворчать, а я просила ее присмотреть за моей лавкой.
– Но как неприятно, – сказал Мансо, – что Гонди приказал мне собрать всех носильщиков к полудню. Что-нибудь готовится против кардинала. От этого, видно, и герцогиня не захотела, чтобы я оставался на эту ночь при ней. Не люблю я смут: какой это вред для торговли!
– А если это так, не лучше ли будет Маргарите с малюткой остаться дома?
– Ну вот еще! От Нового моста до рынка недалеко, Маргарита всегда успеет вернуться, чуть каша заварится.
Родители ушли. Маргарита, приодевшись, пошла с сестрой на Новый мост.
Миловидность и веселость малютки-сестры, ее простодушные расспросы и восторги при виде разнообразных увеселений Парижа произвели благодатное влияние на Маргариту, и, когда они дошли до балагана Мондора, Маргарита без отвращения вмешалась в толпу.
В это время Гондрен, следивший за ними с улицы Потри, проскользнул под навес, служивший кулисами в театре Табарена, и отвел в сторону помощника Мондора, смышленого шарлатана, который только на подмостках умел выставляться смешным и дуралеем.
– Слушай, – сказал ему Гондрен, – ты знаешь, кто я? Известно тебе, что по одному моему слову тебя сошлют на вечную каторгу на галеры? Ты должен сослужить мне хорошую службу.
– Что прикажете, господин Гондрен? – спросил фигляр, сознававший свое нравственное увечье.
– У тебя вчера был большой успех, потому что осмелился оскорблять кардинала Мазарини в публичном месте и во время мира. Слушай же хорошенько, господин Тиртен, теперь ты должен делать совсем противное.
– В таком случае чернь накинет мне петлю на шею.
– Не бойся: вчера мои друзья тебя поддерживали, сегодня те же друзья выручат тебя. Делай только как я тебе прикажу.
– Но как же быть?…
– Жить или не жить – понимаешь ли? – вот в чем вопрос. Господин Гонди позволил тебе оставаться в Париже, но он покинет тебя, если ты перестанешь слушаться.
– А все же и вы должны выслушать меня, господин Гондрен.
– Посмотрим, говори короче.
– Вчера я имел успех, и Мондор так был доволен мною, что обещал половину сбора, если успех не покинет меня на этой неделе.
