сильнее, проливаясь тяжелыми плотными струями воды.
Элен лежала в объятиях Райана, переполненная любовью. Прислушиваясь к шуму дождя и ударам сердца, пульсирующего у нее под щекой, она чувствовала себя в безопасности. Райан гладил ее волосы и изгибы плеч; взяв в ладони ее груди, он начал нежно ласкать и целовать их. Затем, обхватив руками ее за бедра, подтянул ее к себе... А потом, расслабленная и удовлетворенная его ненасытной любовью, Элен ругала себя за то, что могла сомневаться в Райане...
Около полуночи, убаюканная монотонной песнью дождя, она уснула в объятиях Райана.
Когда она проснулась, дождь прекратился.
И Серефина была мертва.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В переполненном тесном зале было шумно и душно. Чересчур ярко горели свечи, требующие больших расходов. Обед, поданный передтанцами, отличался обилием тяжелых для пищеварения блюд, дешевыми винами и слишком сладкой тафией[32]. Казалось, что музыка гремела гораздо сильнее, чем это требовалось. Полы не были натерты воском, так что песок, прилипший к обуви танцующих, издавал скрежещущий звук и действовал на нервы. Темная и тяжелая одежда мужчин далеко не соответствовала климату, а женским нарядам, казалось, не хватало шика, изящества, а в ряде случаев даже приличия.
По случаю передачи Луизианы Соединенным Штатам американцы давали прием, хотя официальная церемония передачи все еще откладывалась. Находясь в плохом расположении духа, Элен считала, что мероприятие проходило совершенно неорганизованно. Она вообще не хотела сюда идти, однако Райан сумел настоять. Хозяином на вечеринке был его друг и давнишний деловой партнер из Бостона, достаточно богатый и влиятельный человек. Райан сказал, что игнорировать таких людей не стоит, чтобы они не обвинили французов в снобизме и неуважении к себе. Американцам предстояло обосноваться в этих краях надолго. Начиналась новая эра, которая обещала процветание стране. Французы могли стать ее частью или остаться в стороне. Перед ними стоял выбор.
Свой выбор Райан сделал давно и без всякого сожаления, а может, так только казалось со стороны. Он одинаково легко сходился и общался с американцами, испанцами, французами и в Новом Орлеане пользовался репутацией уважаемого человека. Сам город, в недавнем прошлом являвшийся провинциальной тихой заводью, стоял перед перспективой новых горизонтов и большого будущего. Для того чтобы город расцветал и развивался, требовались предприимчивые и смелые люди. Многим казалось, что Райан как раз и был таким человеком.
Прием почтил своим присутствием и префект колонии со своей красавицей-женой, чье деликатное положение, благодаря существовавшей тогда моде на просторные платья с высокой талией, было совсем незаметным. Там же присутствовали Бернар Мариньи и Этьен де Бор, которого, по слухам, Луссат прочил на пост мэра Нового Орлеана, если бы когда-нибудь был восстановлен французский режим, а также многочисленные гости из числа известных людей французской общины города. В одном из углов зала сидела мадам Туссар, шептавшаяся с мужем, в то время как его острый взгляд метался по залу. Клод Туссар, попивая вино, покорно кивал, но выражение его лица было мрачным. Неподалеку от них в окружении молодых людей стояла Рашель Пито, одетая в черное сатиновое платье, вызывающе отделанное рубиново- красным шелком, и с эгреткой такого же цвета на ее высокой прическе. Она жадными глазами выискивала кого-то в толпе.
На приеме был и Дюран, который стоял, подпирая плечом стену в дальнем конце комнаты, в белых бриджах по колено, в сером с черной вышивкой жилете и в сером сатиновом камзоле. На его лице отражалась внутренняя напряженность, которую можно было бы принять за напоминание о его недавней утрате, тем более что на рукаве камзола виднелась черная траурная повязка.
Словно чувствуя, что его внимательно рассматривают, Дюран повернулся в ту сторону, где стояла Элен, и взгляды их встретились. Его глаза были полны боли и тоски. Через секунду он отвернулся.
Элен танцевала с Райаном и хозяином дома, а потом снова с Райаном. Ей приятно было сознавать, что силы вернулись к ней. Она чувствовала себя бодро, несмотря на поздний час. Каждый день Элен говорила Райану о том, что с наступлением прохладной погоды она полностью выздоровела после своей лихорадки.
Дом американца располагался в одном из наиболее престижных уголков города, куда не прочь были бы переехать многие, – неподалеку от дамбы, и выходил к реке. Бриз продувал комнаты, из окон которых открывался прекрасный вид на широкий изгиб Миссисипи, начинавшийся как раз на подходах к городу. Ближе к полуночи гостей пригласили выйти наружу, где для них приготовили сюрприз.
По комнате пронесся шумок взволнованного ожидания. Гости устремились к высоким окнам, выходившим на галерею, опоясанную коваными перилами. В толпе сразу же послышалось слово «пиротехника». Все в ожидании еще тянули шеи, когда прогремел первый всплеск фейерверка.
Огненные фонтаны взмывали над рекой, светящиеся разноцветные сине-желто-красно-зеленые шары, своими разрывами напоминавшие грибы-дождевики, неслись в темное звездное небо один за другим. Их свет раздвигал темноту ночи и расцвечивал гладкую поверхность реки. Хлопающие и свистящие звуки наполняли воздух, а громовые раскаты взрывающихся ракет эхом отдавались с противоположного берега реки. Неожиданно на реке с осветившихся вдруг барж ударили новые всплески огня, с сильным шипением и огненными брызгами изображая фонтаны, деревья, драконов, вращающиеся огненные колеса. Не успевал последний огненный пируэт погаснуть под шум восторженных криков и аплодисментов, как новые ракеты взмывали ввысь, разрываясь громче и рассыпая больше огненных искр.
Элен, стоявшая у передних перил, почувствовала возле себя какое-то движение и тотчас же услышала голос Дюрана:
– Весьма вульгарное представление, но захватывает.
– Да.
– Можно ожидать, что это будет долго продолжаться. У американцев избыток энергии, но им не хватает изящества.
Элен промолчала.
– Ты могла бы нанести мне визит соболезнования, – вдруг резко проговорил Дюран.
Элен бросила на него быстрый взгляд. Свет от синих и золотистых разрывов окрасил его лицо так, что оно показалось ей избитым.
