когда доктор вышел. – Весьма остроумен. А может быть, просто говорит правду. Таких, как этот, никогда не знаешь. Да уж, да уж… А теперь обратимся к прошлому. Нудное занятие. Пусть американская полиция тоже немного поучаствует.
– Ты думаешь, с этим Инглманом может быть что-то связано?
– Не знаю. Но я всегда настораживаюсь, если свидетель не проявляет никакого здорового любопытства. Такое впечатление, что он изо всех сил притворялся, когда я спросил про Инглмана и Америку. Готов поспорить, гораздо естественнее на его месте было бы разозлиться и спросить, какого черта я хожу вокруг да около.
Инспектор вышел, захватив своего сержанта и одного из местных, чтобы продолжить осмотр здания. Найджел ему не завидовал – искать что-то в таком-то большом и промозглом доме, как Истерхем-Мэнор! Но Блаунт бы все равно это сделал. Если еще оставались какие-то улики, он должен был их найти. Найджел даже поморщился, вспомнив об ужасающем упорстве и скрупулезности Блаунта. Инспектор действовал словно пылесос. Пылесос? И тут Найджела осенило. Горничная в утро перед убийством обошла всю спальню Элизабет Ресторик с пылесосом, поэтому Вилл Дайке не мог потерять там щетинку от одежной щетки в свое предшествующее уборке посещение! Или он был у Элизабет в комнате в ночь убийства, или щетинку подложили!
Итак, если предполагать, что Дайке не убивал Элизабет и щетинку подбросили, другие улики – сожженные бумаги в богановском камине – указывали на Богана. Не могло же случиться так, что какая-то третья сторона, убийца, попыталась очернить сразу двух человек из обитателей дома.
Найджел и Джорджия возвращались обратно в Дауэр-Хаус. По дороге она рассказывала ему, чем закончилось его поручение. Джон и Присцилла поначалу замкнулись в себе: то, как их тетя откликнулась на невинный маленький скетч, насторожило детей. Тем не менее Джорджии удалось вызвать обоих на откровенность. С их слов, наутро после скетча тетя Бетти вошла к ним в детскую и взяла с них слово не брать сигареты ни у кого, пока они как следует не вырастут. Она «ужасно развеселилась», как описала это Присцилла, когда они сразу же и без всяких вопросов пообещали.
– Я вспомнила, что марихуану кладут еще и в сладости, – рассказывала Джорджия, – поэтому спросила их, говорила ли Бетти что-нибудь о сладостях. Они ответили, что тетя просила их сразу же сказать ей, если кто-нибудь даст им сладости, от которых им станет хорошо. Понятное дело, они ответили: «Заметано». Джон был перевозбужден и спросил ее, не собирался ли кто-нибудь отравить их, как Белоснежку.
– И что же?
– Нет. Не было ни шоколада, ни сигарет.
– А Элизабет не предостерегала ли их от каких-то конкретных людей?
– Нет. Думаю, они бы мне сказали. А что у тебя?
Найджел вкратце пересказал ей показания Эндрю, и за этим разговором их и застали ворота Дауэр- Хаус.
– Какое ужасное, жуткое дело! – проборомотала Джорджия. – Я уж начинаю думать, что лучше бы мы сюда не приезжали. Есть одна вещь, в которой тебе стоит разобраться. Эндрю явственно намекнул, что за всем стоит Боган. Да, мне по душе Эндрю, а от Богана у меня мурашки по коже. Но надо выяснить, нет ли у Эндрю какой-то своей особой причины иметь зуб против Богана.
– Как же это сделать?
– Можно прямо спросить у Богана. Если он даст какое-то объяснение, мы с легкостью все проверим.
После полдника Найджел в одиночестве побрел обратно в Мэнор. За поворотом дороги его взгляду предстал дом и весьма любопытное зрелище.
Джон и Присцилла катили огромный снежный шар, который все увеличивался, оставляя позади себя полосу обнажавшейся зеленой травы. Эндрю Ресторик подбадривал их, а мисс Эйнсли с весьма заискивающим видом стояла в сторонке, словно хотела принять участие в забаве, но сомневалась, нужна ли она там. Сказочное, как у принцессы, голубое с капюшоном пальто Присциллы, алые шерстяные перчатки мисс Эйнсли, бежевый овечий жилет Эндрю и розовые щеки Джона – все вместе радовало глаз веселой игрой красок на фоне покрытого снегом Истерхем-Мэнор. Дети пронзительно и возбужденно смеялись – трагедия будто совсем истаяла.
Эндрю скрылся в доме и через минуту появился снова – уже с кухонным стулом. Довольно бесцеремонно усадив на него мисс Эйнсли, он сказал:
– Мы должны изваять статую нашей славной королевы Виктории. Ты будешь позировать.
– О, только не я, – смеялась она защищаясь, – я же просто умру от холода, вот и все.
– Без паники. Мы не собираемся тебя туда замуровывать. Просто сиди здесь и хлопай в ладоши, чтобы согреться, как королева Виктория.
– Но она же не ходила на хоккей! Или ходила?
На реплику мисс Эйнсли никто не обратил внимания, и она повернулась к Найджелу:
– Вот и мистер Холмс. Может, вы следы ищете? А то их тут сколько хочешь!
– А почему вы зовете его «мистер Холмс»? – спросила Присцилла.
– Да потому что он – детектив, идиотка! – любезно подсказал Джон.
– Так-так, шантрапа, – съехидничала мисс Эйнсли. – Быстро к доске!
Джон хмуро отвернулся к своему снежному шару. Эндрю уже приладил его – как постамент для статуи. Сунув в рот сигарету, мисс Эйнсли нервно закурила. Потом сказала:
– Видно, брат Хивард такие забавы не совсем одобряет.
– Это почему же?
– Ну, он же такой зануда со своим этикетом! А книги об этикете не разрешают господам лепить снеговиков, когда их сестер только что…
