— Я достаточно долго проработала в казино, чтобы знать — игорный дом всегда остается в выигрыше. Раньше или позже, но происходит всегда одно и то же. Вы можете лишиться последней рубашки.
Взгляд Луки переместился с лица Грейси на расстегнутый ворот ее рубашки. Улыбка медленно сползала с его лица, и Грейси словно зачарованная смотрела, как двинулся кадык на его загорелой шее, как потемнели его и без того темные глаза. Из ее горла вырвался вздох.
Что она делает? Вздыхает? Улыбается? Показывает, что она не против? Грейси закусила губу.
Она была одинока, расстроена. А он предложил ей помощь и кров. Это, конечно, объясняет ее симпатию к нему, но вовсе не извиняет то, как у нее замирает сердце. Впрочем, все это итальянские штучки, и больше ничего. Она с детства воображала себя флиртующей с Майклом из «Крестного отца», а теперь живой итальянец сидит почти что рядом, как раз такой, какого она себе представляла! Это не значит, что надо терять голову. А она ее уже теряет, и он скоро это поймет.
Грейси сглотнула. Надо провести границу между Лукой как ее последней надеждой, и Лукой — мужчиной. Если она этого не сделает, все пропало. Грейси мысленно дала себе шлепок и самым что ни на есть безразличным тоном проговорила:
— Лука, я уже целый день здесь, а мы до сих пор не поговорили о моем отце. Я понимаю, вы заняты…
Это подействовало. Лука моргнул и отвел взгляд.
— Я хотела бы, — продолжала Грейси, — рассказать вам о своих поисках.
И тут зазвонил телефон. Лука повернул к ней лицо, на котором было написано огорчение.
— Извините, Грейси. Я ждал этого звонка…
Грейси встала.
— Ничего, мы можем поговорить потом. Может быть, вечером. —
Лука бросил на нее рассеянный взгляд. Оставалось лишь вежливо удалиться.
Проходя мимо комнаты Милы, Грейси заглянула в дверь. Девочка спала на широкой розовой кровати, засунув большой палец в рот.
Борьба с самой собой, во время разговора с Лукой, так обессилила Грейси, что она, обойдя кровать, легла рядом с Милой и через минуту уже спала.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Лука закончил телефонный разговор, чувствуя неясное беспокойство. Грейси намекала, что было бы хорошо, если б он, когда у него будет свободное время, побыл с ней и Милой. Это показалось ему вдруг таким заманчивым — побыть с ней… с ними, что он попросту позвонил в офис и приказал сегодня больше не соединять его. И направился к комнате дочери.
Наверху было тихо. Предвечернее солнце золотило теплым светом окна фасада. Лука любил это время, когда все казалось золотым, и дом словно открывал свои тайные сокровища. Надо было просто уметь видеть это. Сарина всегда смеялась над ним, называла его чересчур романтичным.
Дверь в комнату Милы была приоткрыта. Лука заглянул внутрь и ошеломленно замер.
Мила лежала, по своему обыкновению свернувшись клубочком, а рядом, прижавшись к ней, спала Грейси.
Лука ни разу не видел, чтобы Сарина спала вместе с Милой. Она любила дочь, это да. Играла с ней. Одевала ее в самые элегантные платьица, какие только можно купить за деньги. Но обнять девочку, крепко прижать ее к себе — такого не было никогда. Луке даже порой казалось, не холодновата ли она с дочерью. Но много ли он знал об этом? А вот его неожиданной знакомой хватило одного дня, чтобы понять, что нужно маленькому ребенку.
Лука тихонько вошел в комнату. Мила лежала спиной к нему, а Грейси — лицом, обняв девочку одной рукой. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, щеки порозовели.
Лука присел на краешек кровати и, нагнувшись, убрал прядь волос, упавшую ей на лоб. Это движение, продиктованное единственно желанием увидеть лицо девушки, оказало на него неожиданное действие. Внутри него что-то вздрогнуло, он перевел дыхание, но дрожь не проходила.
А Грейси вдруг открыла глаза.
Лука окаменел.
Она моргнула, сонная улыбка осветила ее лицо.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — отозвался он.
Ее глаза снова закрылись.
Лука осторожно выпустил из пальцев ее волосы, встал и пошел к двери. Нет, сегодня он не станет ходить с ними. Но и работать ему вряд ли удастся.
Бродя по дому, Лука повсюду натыкался на следы присутствия Грейси. У парадной двери стояли ее тапочки. На всех столах в гостиной красовались вазы с полевыми цветами. Под стеклянным кофейным столиком лежали игрушки Милы и пара английских книжек — чтобы были под рукой, когда понадобятся.
Эта иностранка, просто оставаясь самой собой, за какой-то день наполнила его дом по-настоящему домашним духом.
Обуреваемый противоречивыми, беспорядочными мыслями, Лука стремительно пересек прихожую и вышел через черный ход. Он ходил по поместью, пока солнечный свет не сменился лунным.
Грейси проснулась оттого, что Мила сползла с кровати и сладко потянулась. Что-то произошло, когда она спала, но что — никак не вспоминалось.
Она села, таращась в темноту. Из ванной донесся шум воды, и через несколько мгновений Мила снова залезла на кровать.
— Но fame[19], — сказала она.
— Неудивительно. По-моему, мы проспали полдня. Пойдем, посмотрим, где все?
Мила кивнула. Грейси взяла ее за руку, и они стали спускаться по темной лестнице.
— А где папа?
Мила потерла глаза.
— Не знаю, маленькая. Пойдем, поищем.
Они заглянули по очереди во все комнаты первого этажа. Нигде ни света, ни живой души. Даже кабинет Луки был пуст, хотя его компьютер тихонько урчал, а на столе горела лампа, словно он отлучился на минуту.
Нижняя губка Милы задрожала.
— Он, наверное, спрятался, — весело сказала Грейси. — Знаешь такую игру — в прятки?
— Тогда давай искать. О'кей?
— О'кей.
Грейси принялась включать повсюду свет и шумно ходить по комнатам. Мила как будто повеселела, но надолго ли? Подойдя к черному ходу, Грейси включила свет, и у нее вырвалось «Ха!», когда она наткнулась на входящего Луку.
— Папа!
Мила вырвала руку из ладони Грейс и бросилась к отцу. Тот подхватил ее и поднял высоко над головой. От этой картины у Грейси захватило дух. Отец и дочь. Разве это слишком много — хотеть такой же любви?
Но вот взгляд Луки остановился на Грейси и словно пригвоздил ее к полу.
Слова «Добрый вечер, Лука» застряли у нее в горле. Так они стояли и смотрели друг на друга.
— Ты плохо прятался, папа, — сказала Мила, не понимая тайного смысла того, что происходило перед ее глазами. — Мы тебя почти сразу нашли.
